Ярослав Кудлак - Симбиоз

— Подходи, германский народ! Послушай, о чём расскажут барды! Торопись!

— Медовуха! Сладкая медовуха! Всего три талера за кружку!

— Только в нашем шатре, о чужеземец, тебя ждут все ароматы Аравии…

— Дорогу глашатаю герцога! Дорогу!

— …А в прошлом году барон фон Ферцаузен сломал копьё о грудь маркграфа остфризского и чуть не выбил его из седла, ха-ха…

— Rex in aeternu-u-um vi-i-ive-e-e [1]…

— Убери свои грязные лапы от моего окорока…

Огромный луг рядом со старой крепостью пестрел шатрами и палатками. Полосатые шесты гордо несли на себе реющие флаги. Аромат благовоний смешивался с угольным дымом, сочащимся из многочисленных кузнечных лавок, а запах пролитого пива неплохо гармонировал с душком конского навоза. По растоптанным до глиняного месива дорожкам проходили, решительно чавкая грязью, группы рыцарей в полном вооружении — рыночная стража. Палаточный городок кишел разнообразным людом — от вороватых замызганных нищих, клянчивших мелочь у покупателей и неукоснительно получавших тычки от лавочников, до элегантных дам в парчовых платьях, брезгливо приподнимавших подолы, чтобы не замарать их грязью и навозом. В центре, на полянке, изрыгали языки пламени, пели, кувыркались и всячески скоморошили балаганных дел мастера. У рощи, на окраине торжища, упражнялись лучники и арбалетчики, которые со вкусом всаживали стрелы в толстые деревянные чурбаны. За переносной кафедрой, едва не высунув язык от напряжения, трудился каллиграф, выписывая тушью на папирусе и пергаменте разные мудрые изречения. На перекрёстках горели костры, где жарились румяные поросята, насаженные на вертел, булькали котлы с похлёбкой и шкворчали всевозможные колбасы. Чад от жареного мяса поднимался к небесам.

Разобравшись в шатровых лабиринтах и несколько раз ускользнув от настырных зазывал, я добрался до турнирной площадки. Отто уже ждал меня, сидя на грубо сколоченной лавке за огромным столом, на котором возвышалась груда оружия и рыцарских лат. Одет он был в помятую кирасу, на ногах тускло блестели железные наколенники, руки в чешуйчатых перчатках решительно сжимали рукоять длинного меча, воткнутого прямо в землю, а из-под забрала озорно сверкала широченная ухмылка.

— Привет, старик! — весело сказал Отто по-русски со своим непередаваемым акцентом. — Ну вот, надевай это!

Я помахал ему рукой и стал осматривать разложенные на столе доспехи.

— Ты глупый свинья-собака [2]! — жизнерадостно продолжал Отто на том же якобы русском языке. — Ты опоздал! Ну вот, что это такое?

— Да, я опоздал, пардон. Что, за это время решилась судьба мира?

— Ну что ты, — завозился Отто на своей скамье. — Мир — штука стабильная, его так быстро не перевернёшь…

— Стало быть, Архимед нам больше не указ? — спросил я, влезая в длинную кольчугу.

— А тебе, кстати, известно, что если бы Архимед действительно попытался перевернуть земной шар, то ему понадобился бы рычаг длиной не менее…

— Сто-о-оп! Только не пичкай меня числами, я как раз сегодня статью про экономический кризис писал, — сказал я, напяливая конический шлем с переносьем.

— От цифр уже ум за разум зашёл, выходить теперь отказывается. Сказал, завтра вернётся. А почему я твою машину у входа не видел?

— Да я её Светке отдал, пусть пользуется, — заявил Бауэрнштайн и выдернул меч из земли. — Мне она сейчас всё равно не нужна. Я имею в виду машину, а не Светку. Ну, как жизнь? Как работа?

— Жуть с ружьём и в шляпе…. Нормально, я хотел сказать. Ответь-ка честно, ты мне друг или учёный, в разной химии мочёный?

И без того длинная физиономия Отто вытянулась до возможных пределов.

— Вроде друг… — осторожно ответил он.

— А ты к чему это вообще?

— Ну, коли друг, — торжественно заключил я и взял тяжёлый боевой топор, — да ещё не вдруг, то ты немедленно объяснишь, зачем меня вызвал, о великий биолог Бауэрнштайн!

— Какой я тебе великий? — слегка раздражился Отто и поднял изрядно побитый щит с мальтийским крестом. — Я что, Дарвин? Кювье?

— Да ладно, не скромничай! Как там в фильме «Собачье сердце» говорится? Герои Уэллса по сравнению с вами просто вздор…

— От Уэллса слышу. И вообще, не дёргай меня перед поединком. Сам знаешь — чревато.

К ристалищу постепенно стали подтягиваться зеваки. Я надел на левую руку маленький лёгкий щит, не мешающий держать топор обеими руками, и посмотрел на Отто. Мой приятель уже отошёл в центр турнирной площадки и стоял, поигрывая мечом. Улыбка сошла с его лица. Впрочем, так бывало всегда. Отто весьма серьёзно относился к любым дуэлям — хоть на бильярде, хоть на рыцарском турнире, хоть в интернетном форуме.

— Ты уснёшь надолго, журналист, — угрюмо сказал он и начертил мечом на земле размашистую кривую. — За этой чертой тебя ждёт смерть!

— Если хочешь быть здоров, защищайся! — рявкнул я и шагнул на площадку. — Отто из рода Бауэрнштайнов, я имею честь напасть на вас!

С этими словами я взмахнул топором и со свирепым воплем ринулся на Отто. Но тот ловко уклонился и, развернувшись, плашмя грохнул мне мечом по лопаткам, заставив упасть на четвереньки. Зрители зааплодировали.

— Удар! — гаркнул он, отскочив.

— Удар, не отрицаю, — признал я, тяжело вставая и поднимая топор. — Давай теперь ты.

Отто перехватил меч поудобнее и, попрыгав на месте, замахнулся.

— Кстати, — крикнул я ему, — как там твои инфузории?

Вопрос возымел действие. Отто замешкался, и я с наслаждением влепил ему прямо в солнечное сплетение. Бауэрнштайн охнул и отшатнулся. На кирасе появилась глубокая вмятина, а публика выдохнула уважительное «О-о-о!». Из палатки, украшенной львами и единорогами, выскочил владелец доспехов:

— Эй вы! — заорал он. — Вы что, озверели? А чинить кто будет?

— Спокойно! — ответил Отто, слегка задыхаясь. — Одной вмятиной больше, одной меньше. Если есть претензии — позвоните в мою страховку. А латы надо хоть иногда выправлять за свой счёт!

Кузнец пробормотал что-то невнятное в адрес заезжих дворян, обирающих простых ремесленников, и снова нырнул под полог, а Отто повернулся ко мне.

— Не беспокойся, — сказал он, пытаясь вытереть пот железной перчаткой, — его нагрудник цел венецианский, а если что — страховочка заплатит. Продолжаем. Ваш удар, сударь.

И Отто снова поднял оружие.

— Скажи мне, о юноша, с чего ты взял, что речь пойдёт об инфузориях? — спросил он и встал в оборонительную позицию.

Я переложил топор в другую руку и начал медленно обходить соперника по кругу: