Рэй Брэдбери - Дж Б Ш, модель 5

Напившись звезд, молодой человек перевел дыхание.

- Мистер Шоу, вы можете сейчас? Скажите это. Ну вы сами знаете, что? я люблю.

- Знаю, по-вашему, мой мальчик?

Глаза мистера Шоу весело сверкнули.

Весь Космос был вокруг них, вся Вселенная, вся ночь небесного Существа, все звезды и все провалы между звездами, и беззвучно несся своим курсом корабль, а экипаж был занят работой, развлечениями или своими любовными игрушками, и только эти двое стояли, вглядываясь в Тайну, и говорили то, что не могло не быть сказано.

- Скажите это, это мистер Шоу.

- Ну что ж...

Мистер Шоу остановил взгляд на звезде, отстоявшей от них примерно на двадцать световых лет.

- Что мы такое? - спросил он. - Да всего-навсего чудо энергии и вещества, претворяющих себя в воображение и волю. Невероятно. Жизненная Сила экспериментирует с разными формами. Одна из форм - вы. Еще одна - я. Вселенная собственными криками пробудила себя к жизни. Мы с вами - один из этих криков. Творение ворочается в своей бездне. Мы нарушили его покой, пока в своих грезах искали для себя форму. Пустота заполнена крепким сном, десятью миллиардами умноженных на миллиард и еще раз на миллиард столкновений света и вещества, не ведающих, что они существуют, спящих в движении и движущихся лишь для того, чтобы наконец-то открыть глаза и пробудиться к реальности собственного существования. Среди всего этого мельтешенья и неведенья мы - слепая сила, как Лазарь карабкающаяся из могилы в миллиард световых лет глубиной. Мы взываем к себе. Мы говорим Жизненной Силе: Лазарь, восстань из гроба. И вот так Вселенная, в бесконечности смертей, тянется неуклюже сквозь Время, чтобы нащупать свою плоть, и обнаруживает, что ее плоть - мы. Мы находим путь к ней, она - к нам, и оказывается, что она для нас так же прекрасна, как прекрасны для нее мы, потому что мы и она - Одно.

Мистер Шоу повернулся и посмотрел на своего молодого друга.

- Вот вам, пожалуйста. Теперь довольны?

- Еще бы. Я...

Молодой человек умолк.

Позади них, в дверях комнаты обзора, стоял Клайв. Издалека, из маленьких кают, где члены экипажа играли со своими огромными куклами в любовные игры, доносилась пульсирующая музыка.

- Так-с, - сказал Клайв, - что здесь происходит?

- Что происходит? - непринужденно подхватил Бернард Шоу. - Да всего-навсего столкновение двух энергий, вызванное смущающими недоумениями. Это вот хитроумное приспособление, - он дотронулся до своей груди, - выражает заложенные в компьютер мнения. А вон то генное скопление, - он кивнул на своего молодого друга, - откликается пылкими, милыми и искренними мнениями. Что, хотите вы знать, получается в итоге? Намазанный на сухое печенье и запиваемый морями чая пандемониум.

Как на шарнире, голова Клайва повернулась к Уиллису.

- Черт подери, да ты свихнулся! Ну и хохоту было за обедом, ты бы только слышал! Что вас со стариком водой не разольешь и все болтаете - вот над чем смеялись. Все болтаете и болтаете! Слушай, идиот, через десять минут твоя вахта. Смотри не опоздай! О, Боже!

И дверной проем опустел. Клайв исчез.

Молча Уиллис и мистер Шоу поплыли по трубе назад, к складу за огромными машинами.

Старик снова сел на пол.

- Мистер Шоу, - Уиллис тряхнул головой, негромко фыркнул, - черт знает что. Почему вы кажетесь мне более живым, чем все, кого я знаю?

- Ведь вас, мой дорогой юный друг, - ответил очень мягко старик, более всего, насколько я понимаю, согревает тепло Идей? А я - ходячий памятник понятиям, я - филигранные барельефы мысли, я - электронная одержимость загадками философии и бытия. Вы любите понятия. Я - их вместилище. Вы любите, когда в ваших снах есть движение. Я двигаюсь. Вы любите болтовню и краснобайство. Я - непревзойденный краснобай и болтун. Вместе мы разжевываем Альфу Центавра и выплевываем всечеловеческие мифы. Мы мусолим во рту хвост кометы Галлея и мучим Конскую Голову2, пока она не закричит не своим голосом: "Дядя!" и не перестанет противиться нашей воле творить. Вы любите библиотеки. Я - библиотека. Пощекочите мне бока, и я изрыгну мелвилловского Кита, Призрачный Фонтан3 и все прочее. Пощекочите мне ухо, и своим языком я выстрою "Республику" Платона, вы будете управлять ею и в ней жить. Вы любите игрушки. Я - Игрушка с большой буквы, чудесная забава, заложенный в компьютер...

- ...друг, - договорил тихо Уиллис.

Не пламя, а тепло было во взгляде, которым ответил ему мистер Шоу.

- Друг, - повторил за Уиллисом он.

Уиллис повернулся, собираясь уйти, но остановился и посмотрел снова на странную старческую фигуру, сидевшую в полутьме, прислонившись к стене склада.

- Я... боюсь уходить. Иногда мне кажется, будто с вами может что-то случиться.

- Я уцелею, - задиристо сказал Шоу, - если вы предупредите своего капитана, что приближается огромный метеорный рой. Нужно, чтобы он изменил курс на несколько сот тысяч миль. Договорились?

- Договорились.

Но все равно Уиллис не уходил.

- Мистер Шоу, - проговорил он наконец, - чем вы заняты, когда мы, остальные, спим?

- Чем занят? Ну и вопрос! Слушаю камертон. Потом пишу симфонии, которые слышу только я.

Уиллис исчез.

В темноте, один, старик уронил голову на грудь. Улей темных пчел ласково загудел под его сладким, как мед, дыханием.

Четырьмя часами позднее Уиллис, уже после вахты, вошел на цыпочках в свою каюту.

Там, в полумраке, его ждал рот.

Рот Клайва. Этот рот облизал языком губы и зашептал:

- Говорят все до единого, что ты ведешь себя как дурак, ходишь к интеллектуальным мощам, которым уже двести лет, - ты ходишь, ты. Господи, да ведь завтра придет психомедик и сделает рентгеновский снимок твоей глупой башки!

- Лучше это, чем то, что делаете вы каждую ночь с вечера до утра.

- Мы занимаемся собой.

- Тогда почему вы мешаете заниматься собою мне?

- Потому что твое поведение противоестественно, - язык обежал губы. Нам тебя не хватает. Вчера вечером мы свалили посреди бесильни в кучу все роскошные игрушки и...

- Я не хочу этого слушать!

- Тогда, - сказал рот, - не спуститься ли мне к твоему другу, старому джентльмену, и не рассказать ли все ему?

- Не смей даже подходить к нему!

- Может, и подойду, - губы в полумраке двигались. - Стоять все время около него ты не будешь. А что если в одну из ближайших ночей, когда ты будешь крепко спать, кто-нибудь с ним... что-нибудь сделает? Сделает из его электронного мозга яичницу-болтунью, и тогда вместе "Святой Иоанны" ты услышишь от него водевили. Вот так-то. Подумай. Дорога длинная. Людям скучно. Такая шутка - да они миллион дадут, только бы увидеть, как ты лезешь на стенку. Поразмысли, Чарли. Давай играть с нами.

Закрытые глаза Уиллиса метнули пламя.