Фредерик Пол - Призрак

Вся процедура проверки заняла у него не более одной минуты, но девушка за это время обнаружила расческу и зеркальце, которые он выложил специально для нее, и теперь яростно расчесывала волосы. Одним из серьезных недостатков системы замораживания и оживления было то, что особенно сильно страдали такие сложные органические структуры, как волосы и ногти. При температуре жидкого гелия органика становилась чрезвычайно хрупкой, и, хотя все процедуры разрабатывались с учетом этого явления тело бережно помещалось в эластичный кокон, и вообще принимались все возможные меры к тому, чтобы оно не соприкасалось ни с чем твердым или острым, - ногтям и волосам все равно наносился наибольший урон. В Центре Отправки колонистам постоянно вдалбливали в голову необходимость как можно короче стричь ногти и волосы, но не до всех это доходило. Силви сейчас была похожа на манекен, которому какой-то неумеха попытался сделать парик. Она все же вышла из положения, свернув то, что осталось от ее волос, в малюсенькую кичку, и отложила расческу. Вылезшие от расчесывания волосы теперь плавали в воздухе вокруг нее, как будто она попала в миниатюрную песчаную бурю.

Горестно потрогав несчастную кичку, девушка произнесла:

- Тебе-то небось смешно!

Дэндиш на мгновение задумался. Для него в этом не было ничего смешного. Двадцать лет назад, когда Дэндиш был еще подростком с длинными завитыми волосищами и наманикюренными ногтями, бывшими тогда последним писком моды, он почти каждую ночь во сне попадал как раз в такую вот ситуацию. Иметь собственную девушку - не полюбить ее, не изнасиловать, не жениться, а именно иметь в качестве рабыни, и чтобы никто не мог запретить ему делать с ней все, что ни заблагорассудится. Подобные сны посещали его почти еженощно, осеняя сотнями вариантов.

Само собой, об этих снах он никому не рассказывал, во всяком случае напрямую, но однажды, когда в школе им читали курс практической психологии, он рассказал об этом, как о чем-то вычитанном из книжки, и тогда преподаватель, будто прочитав его мысли, объяснил, что все это просто тщательно подавляемое желание поиграть в куклы.

Но Силви явно не была ни сном, ни куклой.

- Я тебе не кукла какая-нибудь, - внезапно заявила она, да так резко и вызывающе, что он был просто потрясен. - Вылезай, и давай покончим с этим.

Она выпрямилась, держась за стенные скобы и, хотя и выглядела рассерженной и встревоженной, признаков страха не проявляла.

- Если ты только не шизик, - отчетливо произнесла она, - в чем я сильно сомневаюсь, хотя чего на свете не бывает, - то не сделаешь ничего наперекор мне, понял. Потому что это так не пройдет, верно? И убить меня ты не убьешь, тебе потом никак не отвертеться, да и вообще корабль не доверили бы потенциальному убийце. Значит, первое же, что я сделаю после посадки, так это свистну ближайшего копа, и лет этак девяносто водить тебе вагон подземки. - Тут она хихикнула. - Уж я-то знаю. У меня родного дядьку подловили на неуплате налогов, и теперь он работает землечерпалкой в дельте Амазонки. Видел бы ты его письма! Так что давай вылезай, и посмотрим, уговоришь ты меня не заявлять или нет.

Нетерпение ее все росло.

- Елы-палы! - пробормотала она, помотав головой. - Ну и везет же мне. Кстати, коли уж я проснулась, мне нужно по-маленькому, а потом я бы не прочь и позавтракать.

Дэндиш хоть немного утешился тем, что у него хватило предусмотрительности предвидеть такую возможность. Он отворил дверь ванной и включил печь, чтобы разогрелись уже лежащие там аварийные рационы. К тому моменту, как Силви вышла из ванной, в зале на столике ее уже ждали бисквиты, бекон и горячий кофе.

- Курева-то, небось, нету? - спросила она. - Ладно, перебьюсь как-нибудь. А как насчет одежки? И насчет того, чтобы все-таки высунуть нос. А то я тебя и не видела. - Она потянулась, зевнула и принялась за еду.

Очевидно, она приняла душ, рекомендовавшийся всем колонистам сразу после анабиоза и смывающий чешуйки омертвевшей кожи, а то, что осталось от волос, повязала небольшим полотенцем. Дэндиш с большой неохотой оставил его в ванной, но ему бы и в голову не пришло, что жертва повяжет им голову. Силви немного посидела, задумчиво разглядывая остатки завтрака, и через некоторое время назидательным тоном заговорила:

- Насколько я понимаю, космонавты всегда немного чокнутые, потому что ни один нормальный человек не отправится куда-то к черту на кулички на целые двадцать лет ни за какие коврижки. Значит, дело ясное, ты чокнутый. А значит, раз ты вдруг будишь меня, а сам не показываешься и не намерен даже перекинуться со мной парой слов, я ничего с этим поделать не могу. Ясное дело, если ты поначалу и был в порядке, то эта одинокая жизнь таки заставила тебя сбрендить... Может, тебе просто хотелось немного скрасить одиночество? Это-то я еще понять могу. Я тогда даже с удовольствием посидела бы с тобой и слова плохого не сказала. С другой стороны, может, ты задумал какую-то подлянку и сейчас просто набираешься духу. Сомнительно, конечно, потому что вас там как только не проверяют, пока доверят корабль. Но всякое бывает. Что тогда? Убьешь меня, тебе припаяют срок. Не убьешь - я могу настучать на тебя после посадки, и тебя опять же упекут.

Я ведь тебе рассказывала про своего дядюшку Генри. Его бренное тело сейчас мерзнет где-то на темной стороне Меркурия, а мозги упорно трудятся, чтобы фарватер Белема не заносило песком. Может, по тебе это и не такая уж плохая работенка, но дядьке она что-то не очень по душе. Всегда-то один-одинешенек, прямо вот как ты тут, и пишет, что страшно свербят всасывающие трубы. Он, конечно, мог бы и сачкануть, но тогда уж его вообще зашлют в какую-нибудь дыру. Вот он, бедняга, и мучается, скрипя зубами, или, как их там - дробилками, и старается изо всех сил. Девяносто лет! Он пока оттрубил всего шесть. То есть шесть стукнуло, когда мы улетели с Земли, а сколько еще прошло, не знаю. Зуб даю, тебе бы такое не понравилось. Может, все-таки выйдешь, и спокойно все обсудим?

Минут через пять или десять, после целого набора сердитых гримасок, намазывания хлеба маслом и яростного швыряния его в стену, с которой его тут же смахивали сервоуборщики, она раздраженно заявила:

- Ну и черт с тобой. Тогда давай хоть книжку, что ли!

Дэндиш снова отвлекся и некоторое время прислушивался к шепоту бортовых систем, потом снова привел в действие колыбель. Ему столько раз не везло в жизни, что он прекрасно чувствовал, когда наставала пора подсчитывать убытки. Когда створки колыбели разошлись в стороны, девушка вскочила. Гибкие щупальца манипуляторов обхватили ее и бережно уложили обратно в колыбель, затянув на талии предохранительный пояс.