Ольга Онойко - Дикая раса

«Это его медаль», — подумалось Патрику.

Наград сержант не имел.

— А из офицеров тебя все равно разжаловали, — заметил первый пилот, поддерживая беседу в избранном Джеком тоне.

— А за общую аморальность, — с удовольствием сказал Лакки. — Я ею, может, горжусь! — но распространяться на этот счет не стал.

Издерганный Патрик прежде уже пытался подавать рапорт насчет бесчинств Лакки. Капитан выслушал его, установил тяжелый квадратный подбородок на сплетенных пальцах и сказал, что не примет. А когда пилот задохнулся от возмущения, скучным голосом объяснил.

После эвакуации Первой Терры лейтенанта Лэнгсона представляли к награде. Всех представили, кто уцелел из терранского гарнизона: немногих. Но Лакки хорошо знал, по чьей вине ему пришлось проявить героизм. И, к несчастью, этому уважаемому человеку случилось проходить мимо него по коридору.

Лейтенанта укатали быстро. Даже история о RHH-40/8-2, где Счастливчик со своими парнями сумел захватить рритский корабль без помощи биологического оружия, скрутив врагу грандиозный кукиш, исчезла из сетевых архивов армейских журналов. Помнить-то ее помнили, но…

Патрик устало напомнил себе, что сержант Лэнгсон опасен не только для своих.

Оптимизма не внушило.

Первый пилот занимал стратегическую позицию в кресле вполоборота, следя за тем, чтобы маньяк Лакки не облапал еще раз священную посудину Хана Соло.

— Гады, сволочи, — сказал Лакки беззлобно. — Погоны сняли, а насчет резьбу с рыла убрать — на это, говорят, страховки нет.

— Не замечал, что б ты жаловался.

— Девки млеют. Видно же, что когтями приласкали… — и Лакки тепло улыбнулся чему-то своему, нутряному. — Только бриться неудобно.

— А ты кремом. Депилятором.

— Что я, баба?

Первый отметил, что увлеченный беседой Лакки постепенно теряет интерес к драгоценной удаче, и, мысленно извинившись перед идамом, с головой окунулся в сансару.

— Любят тебя девки, а? — это вышло не слишком естественно, но Лакки сошло.

— Ага, — хмыкнул тот, оттаивая. — Где поймают, там и любят…

— А чего сюда пришел? Устава не нарушал давно?

— Ты это к чему? — двинул бровью Джек.

— А рыжая-то?

— Какая рыжая?

— Как какая? Венди.

Джек демонстративно сплюнул, жутковато поиграв шрамами на лице.

— Стер-рва. Ходит, сиськами светит…

— Не дала еще? — ядовито спросил Патрик.

— Щас я тебе дам, — щедро посулил Лакки. — В бубёл. С руки. И будешь ты у меня наместо надувной Амидалы. Рыжая там со своим животным милуется, а я к различной фауне, вот беда-то, равнодушен. И зоофилок тоже не очень уважаю.

— Ну ты это… не надо, — вклинился первый. — Она оператор, ей положено.

— Зоофилить-то? Или над людьми измываться?

— За животным следить.

— А тебя как звать-то? — вдруг обнаружил Лакки провал в памяти. — Забыл. Ты ведь япошка у нас? От япошек все зло.

— Я не японец, — со сверхчеловеческим спокойствием ответил первый пилот. — Меня зовут Маунг Маунг Кхин.

— Ты меня что, тупым считаешь? — гавкнул Джек. — Чего повторяешь два раза?

— Не считаю. Имя такое.

Лакки хмыкнул и отгрыз кусок морковки. Первый пилот думал о том, как полезно уметь контролировать собственный пульс, и что техники существуют, но где же взять время, да и без наставника ничего не добьешься. Кажется, уже семнадцатый дубль: сержант забывает, как Маунга зовут, подозревает в нем ненавистного «япошку» и обдает шутливой агрессией. Утомило адски. Кхин искал утешения в мысли, что хотя бы серьезно настроенного Лакки ему видеть не доводилось.

Человек, способный сойтись с ррит в рукопашной и остаться в живых.

И даже в относительно целых.

Джек Лэнгсон по кличке Счастливчик.

Не зли его.

Маунг подозревал, что на самом деле Счастливчик так выражает свою симпатию. Лакки не хотел его смерти и даже как-то напился пьяным в компании своего закадычного дружка Крайса по кличке Крайс-воздвигнись, старшего офицера Морески и Кхина.

— Лакки, — тоскливо сказал Патрик; Маунг едва не прицыкнул на него вслух: не к месту, не вовремя! — Ну Лакки, ну что ты шляешься-то сюда? Я понимаю, Венди достала уже. Ну сходил бы на кухню, к кэпу бы в гости сходил, на тренажеры бы сходил…

О’Доннелл допускал ужасный, гибельный промах. Он считал Лэнгсона тупым агрессивным психом и разговаривал с ним сообразно своим представлениям о психах. Он даже не понимал, что Маунг сделал бы такого типа на счет три, — но Джек был не просто умен, он был дьявольски умен.

И агрессивен.

Насчет психа у Кхина имелись сомнения.

Лакки не только знал много умных слов — он ими выражался. Длинными, художественно выстроенными фразами. Даже ругался он театрально и так замысловато, что порой сказанное не усваивалось с налету. Джеку нравился имидж психа и придурка, потому что вообще нравился чужой страх. Но если он понимал, что личина больше не внушает веры, и если его это не тревожило, то мог расслабиться и заговорить на нормальном для себя языке. То есть на трех языках сразу. Двумя из них были человеческий и матерный, но третий…

Джек Лэнгсон, отморозок и сквернослов, знал латынь.

— По морде тебе сходить могу, — предложил отморозок и медленно моргнул. На иссеченной роже расплывалась чеширская улыбка. Светло-серые глаза, словно раскаленные добела, смотрели с бугристой маски двумя ножами.

«Драки хочет», — в тоске подумал Маунг и тут же понял, что ошибся. Если б Лэнгсон хотел размять мышцы, то сцепился бы со своими, такими же могучими и страшными космопехами. Уж нашел бы повод.

Сейчас Счастливчик хотел безнаказанно поиздеваться.

«Это Венди его достала», — решил первый пилот.

— Не надо, — сказал он буднично.

— Чего? — удивился Лакки.

— Ну вот побьешь ты Патрика, — предположил Маунг. — Ляжет он в медотсек. А у нас бой, насильственная стыковка. Упаси удача. И финал всем, Джек.

— Умный ты, Маунг, — сказал Лакки.

— Есть немного, — смиренно отвечал пилот.

Кхин читал выложенные в общий доступ отчеты военных ксенологов. Судя по ним, общение с пленными ррит во многом напоминало его попытки совладать с Лакки.

— Ну ладно, — сказал Джек. — Пойду, убью кого-нибудь.

На самом деле у него просто кончилась морковь.

Кхин проводил Лэнгсона взглядом. Когда двери за его спиной сошлись, Патрик издал тихий стон.

— Заткнись, — сквозь зубы велел Маунг.

— Удачу залапал, — почти всхлипнул Патрик. — Ну зачем, зачем мы его пустили?

— А как бы ты его не пустил? — хмуро спросил Кхин. — У него красный маркер.