Виталий Сертаков - Пастухи вечности

Дедок вдруг распустил кулак и быстро провел ладонью по губам. Что-то там было, но Старший не успел заметить.

— Правильно, бояться не надо, бояться совершенно неправильно, — голос у гостя оказался приятным, низким, совсем не старческим, с каким-то мягким невнятным акцентом.

По ногам тянуло холодом. «Выстудит хату, — подумал Валька, — двери настежь». Затем прикинул, кто выходил последним. Да он же сам и выходил, за водой. Стало быть, дед замок сковырнул, да так тихо, что они и не слыхали.

— Бояться неправильно, — повторил бородатый гость. — Я имею к вам дело, предложение.

— А никто вас и не боится, — отважно заявила Анка, возвращая наконец сковородку на плиту. И тотчас охнула. С руки старика на пол капала кровь. Нижняя часть рукава потемнела, а почти посредине ладони чернела жуткая дыра. Кулак старик до конца так и не разжал. Кровь стекала вдоль запястья, медленно сочилась сквозь пальцы и тяжелыми каплями застывала на крашеных досках пола.

— Есть ли у вас перевязочные средства? — быстро спросил незнакомец и зачем-то пояснил: — Вата, бинт, марля?..

— Анка, принеси! — скомандовал Старший, не отрывая глаз от раны. Младшая бочком обошла старика, появилась из комнаты с аптечкой.

— Охотились? — спросил Валька и двинулся запереть дверь.

— Не закрывать! — завопил дед. Сеструха ойкнула и уронила пакет с аптечкой на пол.

— Не закрывайте… пожалуйста, — уже тише, извиняясь, повторил гость. Валька пожал плечами, послушался. Он успел подумать, что с такой дыркой в руке уже не смог бы ни на кого поднять голос. Наверняка старик испытывал жуткую боль, но сохранял самообладание.

— Есть ли в доме старшие?

— Нет, но мать вот-вот приехать должна, — соврал Валентин.

Старик покрутил забинтованной кистью. Крови Анка не боялась — и скотину резали, и случалось всякое, но, затянув узелки на повязке, попятилась. Валька проследил за ее взглядом и почувствовал, как что-то неприятно переворачивается в животе. Желвак за ухом у деда… двигался. Раненый прикрыл глаза, привалился к косяку, точно намереваясь упасть в обморок. Его слабость продолжалась мгновение, дед тут же встрепенулся. Пальцы забинтованной руки у него теперь торчали прямо, Валька успел заметить, как во время перевязки раненый успел что-то переложить из больной руки в здоровую, даже не переложил, а словно перелил… Теперь он сжимал кулак на левой руке.

— Большое спасибо, — прогудел гость. — Сожалею, что здесь нет старших. Мало времени. Я имею к вам дело. Продайте мне, пожалуйста, вашу корову и домашнюю птицу.

До Старшего не сразу дошло, он продолжал удивляться, как смешно старик строит фразы, но Младшая-то, хозяйка, едва на пол не села.

— Чего-о?

Старик повторил, терпеливо косясь на распахнутую дверь. За ухом у него больше не шевелилось, зато в левой руке…

— Мы ничего не продаем, — окончательно осмелела сеструха. — И корова у нас тельная, молоко нам самим надо, вот мать придет, завтра тогда и приходите…

Не дослушав, морщась от боли, дед потянул молнию на одном из кармашков, почерневшими от крови пальцами вытащил тугой целлофановый пакетик.

— Здесь две тысячи долларов США, я предполагаю, ваша скотина стоит мало. — И посмотрел на Вальку.

— А… вдруг фальшивые? — сглотнул Старший.

«Шпион, — догадался он внезапно, — или псих. Нет, откуда в деревне психу взяться? Точно шпион, с подлодки высадился. Кокнет нас тут… Вон, в кулаке, желтое…»

— Хорошо, — кивнул «Карл Маркс». — Мы обязательно согласимся!

Кинул взгляд на запястье, полез в другой карман, опять больной рукой. Здоровую, как и прежде, держал в кулаке. Вальке захотелось в туалет: он представил, как из кармана появляется пушка с глушителем. Анка таращилась на пачку баксов.

Пушки в кармане не оказалось. Гость сорвал резинку, поискал глазами место и вывалил на полочку серванта несколько толстых пачек пятисотрублевок.

— Ваш теленок я тоже покупаю, — улыбнулся дед.

— Идите лучше к соседям, — сделал последнюю попытку Старший.

— Здесь на разной валюте около четыре тысяч долларов, — голос старика вдруг утратил мягкость. — Я благодарю вам за помощь. Ваш дом находится на окраине села, я не пойду к соседям. Мне срочно нужно… мясо. Лучше нам согласиться.

«Добром не уйдет», — дошло до Вальки. Анка пока не плакала, но явно собиралась.

— Вам нужно прятать деньги, это хорошее предложение, — старик резко повернулся к выходу, дав понять, что сделка состоялась. — Я не имею с собой больше… э… наличных денег. Здесь много. А теперь… — и достал из-за спины топор. Их собственный топор, из предбанника. Анка взвизгнула, попятилась к стене. — …Теперь, — стальным голосом продолжал дед, словно ничего не заметил, и кинул топор Вальке под ноги, — идите и убейте ваших куриц, сложите в мешке.

И достал из-за пазухи толстый свернутый полиэтилен.

Валька взялся за топорище. Спорить бесполезно, расплакаться от страха не хватало. «Вот ублюдок чертов, в резине, с жаброй на голове. Как у рыбехи на песке, за ухом шевелится. И до поста не добежать, Анку с ним ведь не оставишь».

Старший тоскливо взглянул на соседские темные окна и дернул задвижку курятника. Едва он оглянулся назад, бежать ему сразу расхотелось. Старик беззвучно встал сзади, снова неуловимо провел рукой по губам, поднял руку, будто стойку в неведомой борьбе принял. Что-то у него между губ торчало, похожее на…

— Корову привязать и теленка крепко. Так, хорошо. Помогите поднять мешок.

Гость слегка помедлил, Вальку начало трясти. Теленок послушно выбежал за матерью, узнал хозяина и решил поиграть. Так у них было заведено: теленок начинал бодаться, а мальчик давал ему яблоко. Но сегодня игры не получилось.

— Пожалуйста, не ходите нигде из дома, если вам нужна ваша жизнь.

Старший потрепал по морде удивленную Муху и бросился в тепло, к сестре. Анка сидела на полу со странной миной на лице.

— Денег-то, Валь, можно накупить сколько…

— Ты не втыкаешься, он нас прикончить мог! Прячь быстро.

— Вот кто нас прикончит, это маманя… Валь, а куда он с телком-то, на ночь глядя, пошел? Ни машины, ничего… До Архангельска, что ль, пешком подался?

«И с курями, — подумал Валька. Если их не потрошить, к утру можно выкинуть, на улице-то плюс еще. Что можно делать ночью с нещипанными, непотрошенными курями?»

— Может, покушаем, Валь?

Старший поглядел на остывшую яичницу. Трясло все сильнее — то ли согреться не мог, то ли распсиховался. Какие глаза у него были, неужто Младшая не заметила? Грохнул бы обоих не задумываясь…