Колин Уилсон - Паразиты разума

Могло ли это быть, гадал я, убийством? Быть может, он был убит агентом Центрально-Азиатского Союза? Я слышал и о ещё более странных случаях. Политические убийства стали точной наукой во второй половине восьмидесятых, и смерти Хаммелманна и Фуллера показали, что даже учёный, работающий под строжайшей охраной, не может чувствовать себя в безопасности. Но Карел был психологом, и, насколько я знал, не был связан с правительством. Его главный доход исходил от крупной промышленной компании, оплачивавшей его разработки по увеличению производительности труда и борьбе с динамическими неврозами.

Баумгарт ждал меня, когда такси приземлилось на крыше. Мы были одни, и я сразу спросил его: — Могло это быть убийство? — Конечно, исключать этого нельзя, но оснований так думать нет. В три часа он ушёл в свою комнату поработать над статьей и сказал мне, чтобы его не беспокоили. Его окно было закрыто, а я сидел в приёмной в течение двух следующих часов. В пять его жена принесла чай и обнаружила его мёртвым. Он оставил письмо, написанное его собственной рукой, яд запил стаканом воды из ванной.

Полчаса спустя я уже сам был убеждён, что мой друг действительно совершил самоубийство. Единственной альтернативой этому было его убийство Баумгартом, но в это я поверить не мог. Баумгарт полностью владел собой и был невозмутим, как японец, и всё же я видел, что он был глубоко потрясён и находился на грани нервного срыва. Ни один человек не обладает такими актёрскими данными, чтобы изображать подобное состояние. Кроме того, было письмо Карела. С тех пор, как Померой изобрёл машину электронного сравнения, подделка стала редчайшим преступлением.

Я покинул дом скорби в два часа ночи, не поговорив ни с кем, кроме Баумгарта. Тела своего друга не видел, да и не хотел этого — я знаю, что лицо умершего от отравления цианидом выглядит ужасно. Таблетки с ядом Карел взял у лечившегося у него невротика утром того же дня.

Письмо само по себе было странным. Оно не выражало ни малейшего сожаления по поводу самоубийства. Почерк был неровным, но мысли излагались чётко. В нем говорилось, что из имущества Карела отходит сыну, а что жене. Также там содержалась просьба вызвать меня как можно скорее, чтобы я позаботился о его научных работах. Был указан гонорар, который должен быть выплачен мне, плюс к нему ещё и дополнительная сумма, которая в случае необходимости должна быть потрачена на публикацию этих работ. Я видел копию письма — полиция забрала оригинал — и пришёл к выводу, что оно наверняка подлинное. На следующее утро электронный анализ подтвердил это.

Да, очень странное письмо. Длиной в три страницы и написанное с очевидным спокойствием. Но зачем он просил, чтобы со мной связались немедленно? Может, его записи содержат ключ к разгадке? Баумгарт тоже подумал об этом и провёл весь вечер за их изучением, но не обнаружил ничего, что объясняло бы это требование о спешке. Большинство бумаг Карела касались Англо-Индийской Компьютерной Корпорации, его нанимателя, и они пригодились бы другим научным сотрудникам фирмы. Остальные были работы по экзистенциальной психологии, психоанализу Маслоу[7] и так далее. И почти законченная книга об употреблении психоделических наркотиков.

Вот в этой-то последней работе, как мне показалось, я и нашёл отгадку. Когда я и Карел учились в Упсале, мы часами обсуждали вопросы о смерти, возможностях человеческого сознания и всё в таком духе. Я писал работу по Египетской Книге Мёртвых, оригинальное название которой — "Реу Ну Перт Эм Хру" — означало "Книга о Восхождении к Свету"[8], и касался только символизма "ночи души", опасности столкновения с бесплотным духом в ночном путешествии к Аментет[9]. Но Карел настаивал, что бы я прочёл и Тибетскую Книгу Мёртвых, совершенно отличную от Египетской, и сравнил их. Всякий, изучавший эти книги, знает, что Тибетская книга — это буддистский трактат, религиозная основа которого не имеет ничего общего с Египетской. Я полагал, что это будет лишь тратой времени и ненужным упражнением в педантизме, однако Карелу всё-таки удалось разжечь во мне определённый интерес к самой книге, и мы провели множество долгих вечеров за её обсуждением. Психоделические наркотики были тогда почти недоступны, так как книга Олдоса Хаксли[10] о мескалине[11] сделала их очень популярными среди наркоманов. Но мы обнаружили статью Рене Домаля[12], описывающую сходные эксперименты с эфиром: Домаль смачивал в нём носовой платок и подносил его к носу, после потери сознания рука с платком падала, и он быстро приходил в себя. Домаль приблизительно описал свои видения под воздействием эфира, и они произвели на нас большое впечатление. Его главная идея была схожа с мыслью, высказанной столь многими мистиками: хотя он и был без сознания, но у него было чувство, что испытанное им было намного реальнее, чем его нормальное восприятие мира. И вот, Карел и я сошлись на одной вещи — неважно, сколь различны были наши характеры — что нашей повседневной жизни присуще и некоторое качество нереальности. Теперь мы хорошо понимали рассказ Чжуан-цзы[13] о его сне: ему снилось, будто он бабочка, и чувствовал себя ею так ясно, что не был даже уверен, был ли он Чжуан-цзы, которому снилось, что он бабочка, либо же, наоборот, бабочкой, во сне бывшей Чжуан-цзы.

В течение месяца или около того, мы с Карелом проводили "эксперименты с сознанием". На рождественских каникулах, используя кофе и сигары, мы бодрствовали целых три дня, результатом чего было замечательное обострение интеллектуального восприятия. Я, помню, сказал тогда: "Если бы я мог жить так постоянно, поэзия стала бы для меня бесполезной, потому что я вижу глубже любого поэта". Мы также проводили эксперименты с эфиром и четыреххлористым углеродом[14]. В моем случае они оказались совсем неинтересными. Определенно, я испытал некоторое чувство повышенной проницательности — схожее с тем, что порой появляется на пороге сна, но оно было очень кратковременным, и в последствии я не мог его вспомнить. От эфира у меня несколько дней болела голова, и после двух опытов я решил оставить "исследования". Карел утверждал, что результаты его экспериментов соответствовали Домалю, лишь с некоторыми отличиями. Кажется, он нашёл смысл рядов чёрных точек чрезвычайно важным. Но он тоже счёл физическое последействие опасным и прекратил исследования. Позднее, когда он стал практикующим психологом, у него появилась возможность доставать для опытов мескалин и лизергиновую кислоту[15], и он несколько раз предлагал мне попробовать их. Но я к тому времени уже имел другие интересы и потому отказывался. Вскоре я расскажу об этих "других интересах".