Георгий Бовин - Дети Земли

Широкое, с хитринкой лицо Ивана Тимофеевича сразу выдавало в нём коренного украинца. Его живые, острые, как два буравчика, глаза выражали одновременно и ум, и добродушие, и юмор, и безмерное, непреклонное упорство.

Хрупкая фигурка Маши прекрасно сочеталась с её одухотворённым лицом. Огромные глаза и тонкие дугообразные брови придавали ему задумчивое выражение, заметно контрастирующее с необычайной подвижностью и сильным звонким голосом. Имей Капитанская дочка слабый голосок, она была бы, пожалуй, классическим портретом изнеженной белоручки.

Белов был неразговорчив. За время прогулки он не сказал и десяти слов. Несколько раз Галя ловила на себе его озабоченный взгляд.

По первому впечатлению ему можно было дать лет тридцать пять — тридцать восемь, однако, присмотревшись внимательней, Галя решила, что ему далеко за сорок.

Галя тщетно ломала себе голову, пытаясь вспомнить, где она могла прежде видеть Белова. Только вернувшись к себе и уже лёжа в постели, она поняла причину этого наваждения: несколько дней тому назад в одной из газет был его большой портрет в связи с награждением Ленинской премией за двигатель новой конструкции.

На следующее утро, придя спозаранку на водную станцию, Галя издали увидела, как Белов, одетый в чёрный купальный костюм, потягиваясь и размахивая руками на ходу, идёт к мосткам и поднимается на стартовую тумбочку. Когда Галя окликнула его, он обернулся и приветливо помахал ей рукой. Через минуту Галя уже стояла рядом. При дневном свете Белов оказался светлым шатеном с удивительно добрыми и грустными тёмно-серыми глазами.

Два сильных всплеска один за другим всколыхнули спокойную утреннюю воду.

Они медленно поплыли через залив, имевший около ста метров в ширину. Косые солнечные лучи пронизывали водяную толщу. Окунув лицо, Галя увидела свою тень, которая терялась где-то далеко внизу, в зеленовато-призрачном сумраке.

Доплыв до берега, они вышли из воды и уселись на траву. Галя первая нарушила молчание:

— Почему вы такой грустный, Игорь Никитич?

— Грустный? Нет, просто я последние месяцы очень много работал и ещё не отдохнул как следует.

Белов помедлил, видимо колеблясь, затем спросил:

— Позвольте задать вам вопрос.

— Пожалуйста.

— Где ваши родители?

Галя удивлённо подняла глаза и в свою очередь стала серьёзной.

— Почему это вас интересует?

Белов долго и внимательно смотрел на Галю. Между бровями у него пролегла морщинка, лицо сразу посуровело.

— Поверьте, Галина Семёновна, у меня для этого есть веские причины. Впрочем, вы, конечно, можете не отвечать…

— У меня нет родителей, — скорее прошептала, чем сказала Галя.

Белов быстро повернулся к девушке.

— Расскажите мне о себе, пожалуйста, если можно… — В его голосе слышалось неподдельное участие человека, много видевшего, знающего цену людским страданиям.

Не поднимая глаз, срывая травинки, что бы скрыть волнение, Галя рассказывала:

— Я воспитывалась в детском доме. Папа мой был лётчиком. Он погиб в сорок первом году под Ленинградом. В последнем своём бою он сбил вражеский бомбардировщик, а когда кончились боеприпасы, протаранил второй. За это ему посмертно присвоили звание Героя. Мамы я совсем не помню. Говорят, она погибла во время бомбёжки. Вот и вся моя биография…

— А как его фамилия?

Галя стряхнула с колен траву.

— Моя фамилия Ковалёва. Отца звали Семёном Пантелеевичем, мать — Марфой Антиповной… Да оставим лучше этот разговор, Игорь Никитич. Нас, наверное, ждут завтракать.

Она решительно встала и пошла к воде.

Прошёл день-другой. Гале было приятно общество её новых знакомых, которые относились к ней с большим вниманием.

Одно небольшое событие еще больше сдружило их. Однажды за обедом массовик объявил, что вечером будет кино. Так как в этот день накрапывал дождь и бродить по мокрой траве не доставляло удовольствия, все единогласно решили провести вечер в клубе.

Вначале показывали видовой киноочерк «Тянь-Шань» Для Гали это оказалось чрезвычайно приятной неожиданностью, так как «Тянь-Шань» был её дипломной работой. Она с трепетом ждала той минуты, когда на экране вспыхнет её фамилия. Однако желанный миг принёс только горечь разочарования: в самое нужное время в переднем ряду, целиком заслонив собой экран, стала пробираться на свои места группа запоздавших зрителей.

Никогда прежде, казалось Галя не испытывала столько досады и огорчения. Сказать своим соседям: «Знаете, это моя работа», — ей не позволяло самолюбие, да она и не могла бы так сказать. Оставалось молча сидеть, а это было уж совсем нестерпимо… Нет, она ещё не умела владеть своим настроением.

Пока Галя страдала, жизнь на экране шла своим чередом. Величественные панорамы гор сменялись картинами лугов и пастбищ, по которым кочевали огромные отары овец; пастухи в остроконечных шапках и длинных балахонах глядели с экрана узкими раскосыми глазами.

Застыли в незримом течении извилистые серебряные ленты ледников. Бежали, разрастаясь и набухая, ручьи, гремели, клубясь, горные водопады. Осторожно ступая по зыбким, колеблемым ветром мостикам, повисшим над бездонными пропастями, медленно двигались вереницы людей с тяжёлыми ношами на согнутых спинах.

Неистовый ветер, поднимаясь по горным склонам, сгибал кусты и мчал тучи мелкого колючего снега. Потоки воздуха поднимались чуть ли не в стратосферу и там, на невообразимой высоте, превращались в пушистые облака.

Незнакомая, непонятная жизнь вторгалась в зал и властно захватывала, внимание.

Когда перед основным фильмом в зале ненадолго зажгли свет, Белов наклонился к Ивану Тимофеевичу.

— До чего же здорово снято, чёрт возьми! — сказал он вполголоса. — Вот это оператор! Мало того, что знает своё дело и, судя по всему, смельчак, каких мало, — обратите внимание, как он чувствует и понимает природу! Надо бы записать его фамилию на всякий случай.

От этих слов у Гали сладко заныло под ложечкой, и весь сеанс она просидела как в чаду, ничего не видя и не понимая. А когда у выхода Белов попросил друзей задержаться, пока он сходит к киномеханику, чтобы установить фамилию оператора, наступил апофеоз. Самым небрежным тоном, на который она была сейчас способна, Галя бросила:

— Не беспокойтесь, я знаю его фамилию.

И в ответ на удивлённые взгляды закончила, еле переводя дух:

— Его фамилия — Галина Ковалёва!

В пылу разговора, ответов на посыпавшиеся со всех сторон восторженные похвалы и восклицания Галя постепенно забыла про жгучий вопрос, который она не могла чётко сформулировать, но который не давал ей покоя весь вечер: зачем доктору технических наук, конструктору двигателей Белову понадобилась фамилия кинооператора?