Владимир Михайлов - …И всяческая суета

– И от этого будут лишние хлопоты и вам, и нам. Потому что он ведь старыми делами заниматься станет, ручаюсь. Он же вас еще и ограбит при случае. А вот если бы вы вместо него вернули к жизни, скажем, хорошего милицейского работника…

– А разве мы отказывались? – спросил А. М. Бык. – Наверное, до сих пор просто никто не заказывал. Вот закажите – и вернем.

– Ага, – сказал Тригорьев, соображая. – И во сколько же это может обойтись?

– Ну, заранее сказать трудно – зависит от технических условий. Но об этом уже не со мной надо говорить. Вообще-то мы пока берем недорого. Но, учтите, инфляция растет быстро. Так что если у вас есть намерение – медлить не советую.

– А по перечислению оплачивать можно? Или только наличными?

– Мы – солидная фирма, – едва не обиделся А. М. Бык. – Можно и перечислением. Готов продиктовать вам наши банковские реквизиты. Будете записывать?

– Буду, – сказал Григорьев и полез в карман за записной книжкой.

Такая вот была интересная беседа.

XIII

Что, неужели еще разговоры не кончились?

Вот – нет еще. Да и что удивительного? Эпоха разговоров на дворе. Минули времена, когда разговаривали разве что на кухне, да и то далеко не на каждой. Нынче словно бы вся страна превратилась в огромную кухню, потому что говорят везде: на съездах, в Верховных Советах, на заседаниях, совещаниях, митингах, на работе и дома, в очередях, где покупают, и в тех, где сдают, где получают, где меняют, где… Много говорят, громко, со вкусом. И ведь хорошо говорят! И одни – хорошо, и другие, те, что против – тоже ладненько. Их бы словами – да кого-нибудь в ухо. Стоит ли после этого удивляться тому, что и в нашей повести – говорят, говорят, говорят, так что ни ушей не хватает слышать, ни рук записывать.

И вот еще один разговор. Может, хоть этот будет последним – на время, по крайней мере.

Этот разговор вот так случился. Амелехин Андрей Спартакович, умерший тогда-то и воскрешенный тогда-то (а что, ведь чего доброго появится когда-нибудь в анкете и такой вопрос – если сохранятся до того времени анкеты), вышел из дома, как мы помним, чтобы разыскать профессора и с ним поговорить, предупредить его о милицейском внимании – наверное, в благодарность за оказанную ему, Амелехину, услугу. Тут надо пояснить, что профессором Доля Трепетный называл не кого иного, как Землянина – просто потому, что более уважительного обозначения не знал. Помимо чисто этических, были у Амелехина на этот счет еще и другие соображения, как мы чуть позже если не увидим, то уж услышим обязательно. Вот почему Амелехин тоже явился в кооператив. Пришел он туда несколько позже участкового инспектора, потому что предварительно еще кое-куда зашел, где его помнили, и по старым своим каналам – не по Беломорско-Балтийскому, нет – достал кое-что, дабы не являться к профессору с пустыми руками, что с его точки зрения было бы совершенно неприличным…

А. М. Бык к тому времени успел уже проститься с капитаном Тригорьевым, и когда Амелехин появился в дверях, консультант по встречам как раз здоровался с другим посетителем, появившимся за несколько секунд перед Андреем Спартаковичем.

– А, Лев Израилевич, здравствуйте, шолом. Снова к нам? Но я ведь говорил вам: только людей в сборе. Отдельные части тела не производим. Я вас понимаю, Лев Израилевич, и сочувствую, но что поделаешь – до запчастей наука еще не дошла, ни для автомобилей, ни даже для людей…

– Нет, я к вам совсем по другому делу. Знаете, у меня идея. Можно сделать прекрасный гешефт, или, как теперь выражаются, бизнес. Колоссальный, уверяю вас. И работы немного.

– И что же вы надумали? – с непроницаемым лицом спросил А. М. Бык.

– Вот слушайте. Давайте сделаем Гитлера. А? А? Чувствуете?

– Бог с вами, Бог с вами, Лев Израилевич…

– Нет, вы послушайте. Мы воскрешаем Гитлера – это раз. И два – за валюту, за хорошие доллары продаем его – вы уже поняли, куда?

– Не в Германию, надеюсь – сейчас, после объединения…

– Ох, ну что вы, как у вас язык повернулся… В Израиль, конечно! Для всенародного суда! Вы помните процесс Эйхмана? Помните, помните, я знаю. Так вот – это мелочь по сравнению с процессом Гитлера, вы понимаете? И я вас уверяю – такой процесс окажет хорошее влияние и на тех, кто сегодня снова – даже и у нас здесь, вы понимаете… Тут ведь двумя годами лагеря не отделаться… И на журнал «Юный штурмовик» тоже… Поверьте мне, это прекрасная мысль!

– Мысль изумительная, – согласился А. М. Бык. – Но надо ее, конечно, всесторонне проработать. Знаете что? Вот я освобожусь сегодня, зайду вечерком к вам, если вы не против; у меня, знаете, есть такая бутылочка – прихвачу с собой… Посидим, посмотрим телевизор, потолкуем и о вашей идее без помех, а то тут, сами видите… Вы ко мне, гражданин?

Эти слова были обращены уже к Амелехину, вот уже несколько минут стоявшему близ стола и прислушивавшемуся к разговору.

– Привет, начальник, – выразил он почтение А. М. Быку. – Профессор действует?

А. М. Бык, прощаясь со Львом Израилевичем, лишь механически кивнул в сторону внутренней двери, к которой Амелехин незамедлительно и направился. Он беспрепятственно отворил дверь – ту самую, из которой только вчера вышел – и оказался в помещении, громко называвшемся лабораторией, в котором священнодействовал, или попросту работал, сам Землянин. Мы с вами здесь уже бывали одновременно с капитаном Тригорьевым, так что вновь описывать обстановку не станем. Скажем лишь, что тут куда громче, чем ночью, что-то дышало, что-то пожужживало вокруг, помигивало, пощелкивало и позвякивало, а пахло на этот раз не кислотой, а лавандой – потому что Вадим Робертович после бритья пользовался именно «Лавандой», а не «Консулом» или чем-нибудь еще. Сам источник этого запаха сидел за угловым столиком, спиной почти упираясь в теплый цилиндр (Вадим Робертович с детства любил тепло) и, подперев скулы пальцами, о чем-то думал – так сосредоточенно, что на возникновение перед ним Амелехина отозвался не сразу.

Амелехин же никаких особых приветствий или приглашений и не ожидал. Он, не теряя ни мгновения, ногой пододвинул стоявшую неподалеку кухонную табуретку, сел на нее, извлек из бывшей при нем черной пластиковой сумки увесистый сверток, развернул, обнажив старинные часы с нимфой, и поставил их на стол. Часы удивленно пробили десять раз, и лишь на эти мелодичные старинные звуки Землянин поднял наконец глаза.

– Что вы хотели? – спросил он, все еще отвлекаясь мыслями. – Принесли данные? Давайте.

И он протянул руку.

– Вот, профессор, принес, – сказал Амелехин и осторожно подвинул часы по столику. – В благодарность. Порядок знаю.

– Простите? – сказал Землянин. – Это почему?