Йен Макдональд - История Тенделео

– Где же люди? – спросила я у какого-то солдата. – Куда они подевались?

– В санобработке.

– Но там была моя семья! Мои родители! – закричала я.

Солдат пожал плечами. Тогда я повернулась к толпе и, выкрикивая имена отца, матери, Маленького Яичка, стала расталкивать стоящих, заглядывая им в лица, но людей было слишком много. Солдаты начали коситься на меня, время от времени переговариваясь по радио. Очевидно, я им мешала. Каждую минуту меня могли арестовать и отправить в комендатуру, но скорее всего меня бы просто отвели за броневики и пустили пулю в затылок.

Лиц по-прежнему было слишком много. Спрятав револьвер, я присела и, проскользнув между ног собравшихся, оказалась в тылу толпы. Санобработка! Поганое ооновское словечко! Впрочем, в штабе должны быть списки пораженных. Значит, мне нужно на Хиромо-роуд, но пешком туда не добраться. Надо поймать машину.

Выбравшись из толпы, я снова помчалась во всю прыть. Сначала я бежала по шоссе, мимо стадиона, потом свернула на Ландхи. К счастью, гражданские машины еще не исчезли с улиц, и я, встав на середине проезжей части, махала револьвером каждому проезжавшему мимо автомобилю.

– Хиромо-роуд! Мне нужно на Хиромо-роуд! – кричала я.

Водители объезжали меня, сердито гудели клаксонами и бранились, но я снова оказывалась перед капотом их машин.

– Отвезите меня на Хиромо-роуд, или я вас убью!

Молодые Шакалы, проносившиеся по дороге на своих пикни, громко смеялись надо мной и выкрикивали оскорбления. Никто так и не остановился. Даже мирное население давно не боялось оружия, которого оно повидало слишком много.

Я решила добраться пешком. По бульвару Пумвани шла колонна кенийской армии, поэтому я двинулась через трущобы в Кариокор. Я знала, что покуда река и болото, образованное дренажными и канализационными стоками, остается по левую руку от меня, я не собьюсь с пути и выйду к району Нгара. Обитатели трущоб со страхом разбегались от разъяренной фурии в полосатом плаще и с большим револьвером в руках.

– С дороги! – кричала им я. – Прочь с дороги!

И вдруг бидонвильцы перестали меня слушаться. Они замерли, точно по команде, и задрали головы вверх.

Я почувствовала его приближение еще до того, как увидела. Тень его скользнула по мне, и я кожей ощутила холод. Остановившись, я тоже посмотрела вверх и увидела «планер», который пикировал прямо на меня.

Так, во всяком случае, я тогда думала, так чувствовала. Я была совершенно уверена, что эта штука, рожденная где-то в самом сердце чаго, была послана именно за мной. «Планер» был значительно больше, чем мне всегда казалось, и намного темнее. Он пронесся прямо над моей головой, а я не могла сдвинуться с места, парализованная страхом. Потом я вспомнила о револьвере, который держала в руках. Подняв его над головой, я стала стрелять в похожее на гигантскую летучую мышь чудовище.

Я нажимала на спусковой крючок до тех пор, пока не услышала сухие щелчки курка. Дрожа всем телом, я проводила взглядом исчезающий за пластиковыми крышами лачуг «планер». Потом я посмотрела на руку, сжимавшую револьвер. У меня на глазах ребра барабана покрылись крошечными почками, которые, раскрываясь, превращались в мелкие желтые кристаллы, а те, в свою очередь, разбегались по вороненой стали бурой окалиной. Дульный срез револьвера тоже покрылся почками, которые ползли по стволу назад, приближаясь к моим рукам. Взведенный курок уже оброс желтыми кристаллами, и я отшвырнула револьвер, словно ядовитую змею. Я вцепилась в волосы, раздирала на себе одежду и царапала ногтями лицо. Но было поздно – одежда уже начала меняться. Мой полосатый плащ пошел пузырями. Я выхватила из кармана чип-инжектор и увидела, что он сплошь покрыт желтыми кристаллами и цветами. Он был никуда не годен, и я поняла: с надеждой спасти родных мне придется расстаться.

Инжектор я бросила. На землю вывалились из кармана фотографии Кнутсона с детьми. Они тоже запузырились и обратились в пыль. Я рванула плащ, и он расползся у меня в пальцах, превратившись в облепленные спорами нити полужидкого пластика. Каблук моего правого ботинка тоже подломился, я упала и покатилась по земле, но тут же вскочила и проворно сбросила обувь и остатки плаща.

Вокруг меня метались напуганные обитатели Карио-кора. Они тоже разрывали на себе одежду и царапали ногтями лица. И я, крича от ужаса, металась из стороны в сторону вместе с ними. Я позволила себе поддаться всеобщей панике. Остатки моей одежды давно обратились в лохмотья, в пыль. Я оказалась совершенно голой, но мне было наплевать. Я лишилась не только одежды, но и всего, что у меня когда-то было. Ничего не осталось, кроме вживленного чипа под кожей правой руки.

А чаго продолжало безмолвно бурлить слева и справа от меня, одну за другой поглощая жалкие лачуги бидонвиля и выбрасывая высоко в воздух ярко окрашенные стебли, усики, ленты.

На выходе с Кариокорского рынка мы наткнулись на кордон безопасности ООН. Солдаты стояли в несколько рядов, сомкнув плетеные щиты. Дубинки-рунгу поднялись, опустились, и люди рядом со мной покатились в пыль, сжимая разбитые головы.

Я бросилась прямо на шеренгу солдат и просунула правую руку в щель между щитами:

– Пропустите меня! У меня под кожей чип!

Дубинки взлетели в воздух над самой моей головой.

– Ооновский чип, пропуск! Я – сотрудник ООН!

Дубинки-рунгу дрогнули и замерли. Мужской голос прокричал с американским акцентом:

– Господи Иисусе, она не врет! Давайте ее сюда. Живо! Щиты разошлись, сразу несколько рук схватили меня и втянули в щель.

– Прикройте ее чем-нибудь!

Кто-то набросил мне на плечи куртку от полевой формы. Затем меня очень быстро повели сквозь боевые порядки к белому вездеходу с красным крестом на борту. Белый мужчина в жилете с красным крестом на кармане провел по моему предплечью ручным сканером, и я почувствовала, как свежая ранка от чип-инжектора снова заныла.

– Тенделео Би, агент разведывательного отдела посольства США.

– О'кей, Тенделео, я не знаю, что ты делала в пораженном районе, однако тебе придется пройти санобработку наравне со всеми.

В это время к вездеходу подошел второй военный, как я догадалась – офицер.

– Нет времени, – сказал он. – Гражданских специалистов приказано эвакуировать до двадцати трех ноль-ноль.

Врач надул щеки:

– Но существует порядок…

– Порядок? – перебил офицер. – Какой, к дьяволу, может быть порядок, кода гребаный город доживает последние часы? Да и америкашки поднимут вой, если им не понравится, как мы обращаемся с их лазутчиками. Пропустить ее через моечную, и дело с концом…

И меня повели к большому трейлеру, на борту которого был намалеван знак биологической опасности. Стоял он довольно далеко от остальных машин, но тогда я даже не задумалась – почему. От пережитого потрясения меня знобило. Я не проронила ни слова, когда мне выбрили все волосы на теле. Потом кто-то осторожно снял с меня куртку и подтолкнул к тому месту, где я должна была встать. Трое санитаров в костюмах противохимической защиты размотали шланги высокого давления, присоединили их к кранам в борту трейлера и обработали меня с головы до ног. Вода была холодной и била с такой силой, что я с трудом терпела боль. Моя кожа пылала. Я вертелась волчком, стараясь защитить соски и другие чувствительные части тела от хлещущих струй, но они настигали меня везде.