Станислав Соловьев - С.А.Р.

— Вас будут ждать, господин Леваннен. Удачи.

Спортивный парень улыбнулся и исчез в толпе.

Аэрокар был вертикального взлета — как все машины воздушного транспорта. Я сидел в жестком кресле и с любопытством наблюдал, как люди, машины и здания стремительно уменьшаются у меня на глазах. Пилот ничего не спрашивал у меня, он молча вел машину — даже не кидал якобы случайных взглядов на пассажира, отчего мне было как–то не по себе. Его проинструктировали тщательным образом, говорил я себе, просто запретили со мной разговаривать. Чем меньше людей знает меня, тем лучше для моей миссии… Слово «миссия» вызывало такое сильное чувство дискомфорта, что спешил выкинуть его из головы — тот Лийо Леваннен, которого я знал тридцать два года и знал не плохо, надо сказать, никак не вязался с напускным и казенным словом «миссия». Путешествие — вот что мне нравилось гораздо больше. Я летел в государство, которое не являлось государством. Что создать то, чего создать в принципе невозможно. Эта мысль чудовищна для историка — но как еще выразить парадоксальность ситуации, в которую я попал. САР отрицали Историю, рассматривали историческую науку — как одно из проявлений «идеологического насилия». У них ничего не происходило и происходить не могло — ведь это современное Место Лакуны, Вневременье. Даже КАЗ-САТТ, с его немыслимыми опытами над историческим процессом, с его деформированным Временем, казалось намного привлекательней САР. Но я лечу туда, потому что Свободные Районы хотят реконструировать свою историю — то есть создать с помощью меня то, чего у них не было. Это абсурдно, это не вписывалось ни в какие методологические системы, но вместе с тем это завораживало меня. Что–то запредельное. То, от чего теряешь голову. Но, может, и находишь новый смысл?..

Под нами проплывал густой облачный покров. Почему–то мне казалось, что здесь он даже гуще, чем где–либо. Такая мысль меня рассмешила — только паранойи мне не хватало. Всесильные САР, меняющие погоду по собственному желанию! Мы летели уже больше трех часов — пилот так и не проронил слова. Я не хотел быть навязчивым — мне неудобно досаждать человеку, Который Получил Инструкции. Смешным образом боролся со своим болтливым любопытством, и когда потерпел от него унизительное поражение, попытался спросить, когда же мы, наконец, прилетим или, если на то пошло, сколько нам еще лететь, я заметил, как аэрокар снижается. Облачность расступилась, я увидел лес — почему–то зеленый, ни одного желтого листика, хотя была осень. Лес был огромный — он простирался от края до края, его границы терялись толи в тумане, толи в густой облачности, которую мы, наконец, преодолели. Было что–то странное в здешнем лесе, что–то неестественное, но я не успел сообразить что — аэрокар пошел на посадку. К нам приближались геометрически правильные жилые постройки — аккуратные кубики белого цвета, с ровными радиальными лентами улиц, с какими–то высокими столбами вокруг. Толком рассмотреть я ничего не успел — аэрокар загудел чуть громче и замер. Мы находились в небольшом аэропорту — взлетно–посадочная платформа не больше одного квадратного километра, невысокое белое здание. На здании большими черными буквами было написано «САР» — и больше ничего.

К аэрокару не спеша подходили трое — в белых костюмах? комбинезонах? Пилот открыл дверцу кабины и помог мне вынести сумку — она не была сильно тяжелой, но почему–то пилот сам это делал. Инструкции? Под ногами оказался старомодный бетон — в Центральных Сообществах он не используется уже лет тридцать. Это были мужчины — примерно моего возраста или чуть старше. Все в одинаковой одежде — все–таки это были белые блузы свободного покроя и широкие белые штаны. У каждого на груди располагались черные буквы «САР». Кроме того, у двоих на рукаве была еще одна надпись — «РАПО». Значит, они из Районной пограничной охраны. Только в этот момент я уловил несообразность этих букв: пограничная охрана там, где нет официальных границ? Я отогнал эту мысль подальше — сейчас она была совсем не кстати. Приятные спокойные лица — гладко выбритые, уверенные в себе, короткая стрижка. В руках у встречавших ничего не было, и это меня успокоило — я боялся увидеть оружие. Протянул руку для приветствия тому, кто стоял ближе ко мне. Он с любопытством посмотрел на мою раскрытую ладонь, а потом на меня. Видимо, здесь не присущи такого рода приветствия — и я поспешно убрал руку.

— Добрый день, — люди спокойно изучали меня. Казалось, слова «добрый день» для них не несут никакого смысла.

— Лийо Леваннен? — тот, что повыше, говорил на хорошем онренском. С небольшим акцентом.

— Да, я Лийо Леваннен, старший магистр Школы Ти — Сарата, сотрудник Центра историометрических исследований, — у меня возникло такое ощущение, что все эти словосочетания они просто проигнорировали. Ни уважения, ни раздражения, ни безразличия, ни терпеливого внимания.

— Нам поручено тебя встретить. Меня зовут Пет–хе, я представляю АЛБЕК — первый лоти районного лебеи Восьмого района. Эти люди — гиссе Районной пограничной охраны, — из моих скудных познаний о местном языке я все–таки смог кое–что выудить: лебеи — можно перевести как «уполномоченный», лоти — как «помощник», а гиссе — как «инспектор». Если это правда.

— Иллебе Леваннен, пройдем с нами, — обижаться на такое обращение не было смысла. Для них я был «неассоциированным», то есть не состоящим в свободной ассоциации. Так граждане САР называли всех людей, не проживающих на территории Свободных Районов. Если я не ошибаюсь. Обращение на «ты» немного резало слух — но я привыкну. С сожалением посмотрел на аэрокар — пилот не сказав ни слова, залез в кабину и запустил двигатели. Я даже не спросил у него, когда за мной прилетят. Почему–то это казалось мне в тот момент совсем несущественным.

Одноэтажное здание, куда мы вошли, не было вокзалом, ни центром управления или складским помещением терминала, вообщем, ничем таким, чтобы напоминало службу аэропорта. Скорее, просто служебным зданием — например, РАПО. Почему я так решил — не знаю. Стены, пол и потолок одного матово белого цвета. Никаких надписей, картин, графических или голографических объектов, никакого декора — ничего, все строго функционально: чистота, простые линии, ровный свет криптоламп, мягко пружинящий пол, прохладный свежий воздух. Если бы у меня возникло желание попытаться самостоятельно запомнить, где я нахожусь и самому найти что–нибудь, — вряд ли с этим справился. Небольшие цифры и какие–то слова на местном диалекте — на уровне глаз, значит, я ошибался. Меня завели в просторное помещение, в котором ничего кроме стола и двух — стульев? кресел? скамеек? не было. Какие–то конструкции из блестящих металлических трубок и жестко зафиксированных кусков. Пластика? Резины? Да и «столы» были сделаны таким же образом. Окон в комнате не было.