Роберт Хайнлайн - Луна жестко стелет

– Еще прелестней, чем помнится, – сказал он.

Ваечка зла была, как черт, однако улыбнулась.

– Благодарю, профессор. Но не утруждайтесь. Здесь одни камрады.

– Сеньорита, в тот день, когда политика начнет мешать мне ценить красоту, я брошу политику. Я слишком большой поклонник красоты, в данном случае вашей, – окинул он цепким взглядом номер.

– Проф, вы же старый развратник, так будьте свидетелем. Всю ночь мы тут политикой занимались, одной политикой и ничем больше, – сказал я.

– Неправда! – полыхнула Ваечка. – Я несколько часов сопротивлялась, но он пересилил. Профессор, что полагается за такие дела здесь у вас в Луна-сити?

Профессор поцокал языком, покачал головой, повертел бельмом.

– Мануэль, не ожидал! Это же серьезнейший проступок, тебя положено ликвиднуть без суда. Но не без следствия. Сударыня, вы пришли сюда по доброй воле?

– Он меня подпоил какой-то мразью.

– Не мразью, а сранью, сударыня. Будем блюсти чистоту языка. Имеются ли у вас фингалы, покусатости или порватости, каковые вы могли бы предъявить общественности?

– Омлет стынет, – сказал я. – Может, вперед позавтракаем, а уж потом вы меня ликвиднёте?

– Очень здравая мысль, – сказал проф. – Мануэль, не уделите ли две полбанки воды старому учителю, дабы он обрёл более приличный вид?

– Извольте пройти в ту дверку, – сказал я. – Но не копайтесь, не то вам отколется, как тому бздиловатому.

– Благодарю вас, сэр.

Он удалился, послышались плеск и фырканье. Мы с Ваечкой накрыли стол.

– Покусатости! – сказал я. – Всю ночь она сопротивлялась!

– А так тебе и надо! Чтоб не строил из себя.

– Чего не строил?

– Того, чего не строил. После того, как девушку подпоил.

– Хммм. Это надо Майку поручить, чтоб разобрался.

– Лучше Мишеллетте, она четче сечет. Манни, можно мне чуть поменять заказ и прихватить шматочек ветчинки?

– Половина твоя. Проф свинины – ни-ни.

А тут и проф явился, правда, не в самом светском виде, но чистенький, аккуратненький, волосики зачёсаны, на щечках ямочки, в глазах чертики прыгают, и – никаких бельм.

– Проф, как вы это делаете?

– Старая школа, Мануэль. Я этими делами занимаюсь намного дольше вас, молодые люди. Но как-то раз много лет тому назад в Лиме, – кстати, прекрасный город! – я дерзнул выйти пройтись вечерком без этих предосторожностей – и меня сходу замели сюда. Ах, какой красивый стол!

– Проф, садитесь рядом со мной, – пригласила Ваечка. – Рядом с этим хамлом я ни за что не сяду. Он насильник.

– Народ, зырь сюда, – сказал я. – Сначала едим, потом вы меня ликвиднете. Проф, накладайте себе и в темпе излагайте, что стряслось нынче ночью.

– Не дозволите ли чуточку изменить программу? Мануэль, жизнь конспиратора нелегка, и еще прежде вашего рождения я научился во время приема пищи не вдаваться в политику. Политика за столом вредно сказывается на выделении желудочного сока, так начинается язвенный процесс. Учтите: язва желудка – это профзаболевание подпольщиков. Уммм! Как приятно пахнет эта рыбка!

– Рыбка?

– Ну, вот эта. Лососинка, – взялся проф за ветчину.

Через очень некоторое и приятное время мы вышли на стадию «кофе/чай». Проф откинулся, вздохнул и сказал:

– Балшойе сэпсибоу, гаспажа и гаспадин! Японски бох, как хорошо! Не припомню, когда я в последний раз был так примирен с действительностью. Ах, да! Вчера вечером я не так уж много повидал. Как только вы блестяще ретировались, я забился в щелку, дабы сберечь себя для будущих битв. Что и совершил одним сверхдальним нырком на бреющем полете за кулисы. Когда я дерзнул высунуть оттуда нос, вечеринка уже кончилась, гости разошлись, осталось девять жмуриков в желтеньком.

(Добавлю от себя: имеются поправки, они мне стали известны много позже. Когда началась заваруха, сразу после того, как я протолкнул Ваечку в дверь, профессор выхватил пистолет и, шмаляя поверх голов, снял троих охранничков у центрального заднего выхода, в том числе того, что с мегафоном. Провез он оружие на Валун тайком или сумел обзавестись им позже, я не знаю. Но с профессорской пальбы в соединении с тем, что сделал Мизинчик, пошла расплата тою же монетой. Ни один из желтых роб живым не ушел. Несколько человек получили серьезные ожоги, четверо наших погибло, но кулаки, бутсы с подковками и ножи справились за несколько секунд.)

– Точнее говоря, восемь, – продолжал профессор. – Двоих казачков у тех дверей, через которые вышли вы, упокоил наш замечательный камрад Мкрум-Мизинчик, и я с глубокой скорбью должен сказать, что и сам он при том скончался на месте.

– Мы так и думали.

– Такие-то дела. Dulce et decorum[4]. Но третий с расквашенной физией еще шевелился, и мне пришлось применить прием, известный в профессиональных кругах Эрзли как «стамбульский захват». И третий присоединился к своим дружкам. К тому времени большинство уже разошлось. Остались я, Финн Нильсен, который председательствовал на вечере, и некая камрад «Мом», как ее называют мужья. Мы с Нильсеном посоветовались и заперли все двери. Надо было прибраться. Вы в курсе относительно тамошних служебных помещений?

– Понятия о них не имею, – сказал я. Ваечка отрицательно помотала головой.

– Там есть кухонька и продовольственный склад на случай банкетов. По тому, с каким знанием дела Мом и ее семейство распорядились, догадываюсь, что они содержат мясную лавку, мы с Финном только успевали подносить покойников, а семейство управлялось с той быстротой, с какой расчленёночка уходила в городскую канализацию. От этого зрелища я заслаб и занялся мокрой приборкой в зрительном зале. Трудней всего пришлось со шмутками, особенно с этими полувоенными мундирами.

– А что стало с лазерами?

Проф уставился на меня невинным взглядом.

– С лазерами? Должно быть, пропали куда-то. А всё личное имущество с тел наших порубленных камрадов мы сняли. Для родных, для опознания личности и на память. И под конец притомились. Не столько от усилий одурачить Интерпол, сколько от трудов по созданию видимости, что ничего такого не случилось. Посовещались, пришли к общему мнению, что в ближайшее время нам показываться на глаза не стоит, и разбежались кто куда, лично я через люк в переборке, выходящий на шестой уровень. Затем я попытался дозвониться до тебя, Мануэль, поскольку тревожился за тебя и за эту прекрасную даму, – поклонился проф Ваечке. – Вот и вся история. Ночь я провел в спокойных местах.

– Проф, а ведь эти охранники были сплошь новички, они скверно держались на ногах. Иначе нам не справиться было бы, – сказал я.