Больные души - Хань Сун

соотношение цены к качеству. Коронарный стент здесь вам поставят за 38 тысяч юаней, а там – всего за 6000; зубной имплант вам здесь продадут за 30 тысяч юаней, а там – за 1200, трастузумаб здесь вы получите за 26 тысяч юаней, а там – за 4000… И главное – никаких очередей, вас положат в стационар, в отдельную палату с собственной уборной. Исцеление просто так на вас не снизойдет, спешите, пока действует акция…

Женщина средних лет поочередно спрашивала у пациентов:

– Цены на лекарства высокие, а купить нужно? У меня упаковочку жаропонижающего можно приобрести за 150 юаней, лекарство от рака молочной железы – по 300, а фторурацил – по 500… – С этими словами она открыла сумку, заполненную новейшими препаратами.

Ее завывания прервал неожиданный шум. Два взрослых парня с побуревшими физиономиями стали стеной напротив паренька помладше. Тот кричал:

– Пропустите меня! Мне нужны ваши доктора, хочу измолотить их! Они лечили отца, выложили мы под это дело миллион, все подносили врачам красные конверты! И даже в тот день, когда папа, не приходя в себя, покинул этот мир, врач умудрился впарить нам импортный антибиотик за восемь тысяч! Позор! Как вы смеете наживаться на чужих бедах!

«Стражники» объявили:

– Да что же вы так? Человека уже нет, ну и ладно. К тому же мы с вами в медицине ничего не понимаем. Кто знает, может быть, и нам с вами придется как-нибудь здесь оказаться?

Мужчина лет за пятьдесят, захлебываясь слезами, сокрушался:

– Меня положили на операцию с переломом кости. А в счете, который выставила больница, указано, что мне еще удалили матку, убрали кисту яичника и выдернули яйцевод. Получилось на десять тысяч дороже, чем обещал доктор. И что мне теперь делать?..

Перед моими глазами проносились все новые и новые сценки из импровизированного коридорного спектакля. И даже обладая самым богатым воображением, не сможешь представить, насколько разнородны обстоятельства, в которые жизнь помещает людей. Приглядываясь к этим субъектам, я невольно припомнил слова, которые вычитал в книге советского писателя Николая Островского «Как закалялась сталь»:

«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества».

Представление передо мной я сначала смотрел с некоторым интересом, но постепенно оно меня измотало. Больные, которых вылечили, считают, что все получилось, как должно было получиться, а больные, которые еще болеют, винят всех и вся вокруг в своих бедах. Какой вывод из этого можно сделать? Предельно заурядные россказни людей – лишь свидетельство того, что судьба – штука капризная. Человек по жизни – что мотылек, летящий на открытое пламя. В этом можно увидеть обратную сторону взаимовыгодного сотрудничества и процветания больных с больницей. Я бесцельно мучался вопросом: как же меня угораздило оказаться во всей нашей безграничной вселенной именно на Земле?

И еще припомнил я поездку на Утайшань[14]. Один из паломников всучил мне сборник буддийских сутр. Книжицу я полистал и узнал немного про то, что нас ждет в загробном мире. У буддистов преисподних много. Например, для отдельной категории людей уготована судьба быть покрытыми сверху донизу нарывами, которые ко всему прочему сочатся гноем и беспрестанно пузырятся новыми язвами, пока болячкам уже совсем не остается пространства, а все тело человека не превращается в единую открытую бело-красную рану, где уже непонятно, что – кожа, а что – плоть. В другом местечке стоит такой студеный мороз, что люди бьются в судорогах и выгибаются кольцами, звонко при этом стуча зубами – мучение, которое и на словах-то не описать. Еще есть уголок, где людей поджаривают на сильном огне, так что у них глаза норовят от боли и ужаса выпрыгнуть из глазниц, и остается только, истошно вопя, носиться во все стороны в поисках выхода, которого и нет. Все эти образы предстали передо мной как наяву, когда я оказался в больнице. Если больных и можно назвать как-то, то лучшее определение им – «живые мертвецы». Что есть преисподняя, как не имитация страданий, которые человечество и так постоянно испытывает? В качестве снискавшего себе некоторую славу либреттиста я все это и так отлично понимал, а потому делать шумиху из моего похода по врачам было бы странно. Что же касается копившихся расходов, то даже у владыки загробного мира Янь-вана иногда в книге жизни и смерти не сходится баланс.

Размышления меня как-то обнадежили. Но тут боль стала просто убийственной. Я все беспокоился, что со мной случилась такая страшная хворь, которую и не придумаешь, а значит, мне придется за свой счет покупать много лекарств. Ничего такого на мое скудное жалованье я себе позволить не мог, даже с учетом музыкальной халтуры, которой я баловался последние годы. Наверно, так не один больной пускает по миру семью и проматывает все нажитое добро. И такая перспектива была чем-то страшнее любой преисподней.

На мое счастье, тут ко мне вернулась сестрица Цзян. Вновь поднялась и заволновалась толпа стариков. Все взгляды были прикованы к вещице, которую несла моя спутница: отчет с результатами обследований. Сестрица Цзян с ликующим видом, будто она переделала все возможные дела, громко объявила:

– А вот и ваши анализы, миленький Ян! Скоро ваш вопрос сам собой решится. – И, не дожидаясь комментариев, дамочка рывком подняла меня со скамьи и снова понеслась к доктору.

15. Профессиональная врачебная этика

Было ощущение, что я отправился в дальнее путешествие и только-только добрался до точки назначения. Когда мы вернулись, преждевременно поседевший врач-авангардист сидел все на том же месте с тем же безмерно утомленным видом. Явный упадок сил у доктора немедленно порождал сочувствие. Но – при всей своей изнуренности – он сразу распахнул глаза и быстро пробежал взглядом по листку.

– Вроде бы все недурно, – сказал он это не мне, а сестрице Цзян, – но во избежание осложнений лучше бы еще записаться на компьютерную томографию.

– Хорошо, – отозвался я. Чувство, что цель достигнута, сразу улетучилось. Начало казаться, будто маленькие чертики загоняют мне под кожу острые лезвия. Смог ли я храбро выдержать это истязание, быть достойным звания «героя»?

– Сегодня, наверно, уже не успеете. И сделайте уж заодно гастроскопию. – Врач говорил вроде без раздумий. К нашему второму заходу его