Новая фантастика 2024. Антология № 8 - Ольга Бор

взревел снова; теперь в его голосе уже не было ничего человеческого. Пронзительный вой, как бичом, распорол небеса, и Анне показалось, что она отрывается от земли и летит туда – в чёрную прореху между облаками.

…Здесь, на холме, Альбин и нашёл её – лежащей без движения на холодной земле, с пучками вырванной травы в закостеневших стиснутых кулачках.

* * *

Тик-так, сказали часы на стене. Тик-так. Тик-так.

С медлительным железным лязгом сдвинулась минутная стрелка, отсекая еще один кусочек времени. Анна почти увидела его – он упал на пол, прозрачный, будто сосулька, разлетелся сверкающим крошевом и растаял без следа.

– Прости меня.

С каких пор голос Альбина стал таким же хриплым, отрывистым и железным, как лязг старых часов?

– Я виноват. Я так виноват перед тобой.

Она комкала в пальцах смятую на коленях ткань штанов. Ей хотелось зажать уши, заградить путь его словам – еще не произнесённым, висящим грозовой тучей над её головой. Хотелось вскочить и закричать: молчи, молчи, я не желаю этого слышать… Она стиснула пальцы сильнее и осталась сидеть.

– Я не знал, как мне быть… Нет, неправда. Я точно знал, что должен сделать, и впервые в жизни не сомневался, что смогу. Что справлюсь. Я шёл напролом сквозь лес, натыкался в темноте на деревья, а ты лежала у меня в руках, твоё сердце молчало рядом с моим, и я знал, что верну тебя, хотя бы мне пришлось опрокинуть небо и опустошить землю.

Он не смотрел на неё. Стоял у окна, упираясь ладонью в тонкое – сам резал – деревянное кружево рамы. Вторая рука медленно, бездумно наматывала на кулак край занавески.

– Так странно… Знаешь, прежде я думал только об эликсире бессмертия. Бредил им, посвящал ему все свои труды. Но оказалось, что эта задача – детская игра по сравнению с тем, что мне предстояло совершить. Потому что не подпускать смерть к порогу не так уж трудно, а вот выгнать её оттуда, где она уже поселилась… Я понял это, когда мой эликсир не смог оживить тебя.

– Когда? – беззвучно повторила Анна. Он услышал.

– Через три года после той ночи. И гораздо больше времени ушло на то, чтобы создать вот это. – Он обернулся, поднял руку, но не дотронулся – только указал.

Анна схватилась за шею. Кристалл, никогда не нагревающийся от тепла ее кожи, обжёг ладонь, как льдинка.

– Помнишь, я говорил, что никакая беда не коснётся тебя, пока он с тобой? Это правда. Пока в кристалле горит огонь, даже смерть не смеет подойти близко.

Она стиснула кулак – цепочка натянулась, удавкой врезаясь в шею.

– Альбин. Я умерла?

Он отвёл взгляд.

– Ты жива.

– Так не бывает.

– Бывает. Я волшебник.

– А я? Кто я, Альбин? Мертвячка? Упырица? Оживший труп, который ты клал с собой в постель? Кто? – Она рванула цепочку, обдирая пальцы о тонкие извивы серебряных звеньев. От боли на глаза навернулись слёзы – от боли, от обиды и оттого, что это всё-таки оказался не сон.

– Анна!

Альбин перехватил её руки. Выпутал цепочку из порезанных пальцев.

– Это ты. – Он привлек её к себе и обнял, окружая своим надёжным теплом; его дыхание взметнуло тонкие прядки волос у нее на виске. – Твоё тело, память, разум и душа. Верь мне, я никогда не принудил бы тебя стать чудовищем. Это ты, настоящая ты. Единственная.

Она всхлипнула и уткнулась ладонями ему в грудь, противясь мягкой силе его объятий.

– Тогда почему ты молчал? – шепнула она в ответ. Ты не стал бы обманывать меня просто так.

Его руки обмякли. Упираясь ему в плечи, она откинула голову, пытливо вглядываясь в больные серые глаза.

– Что ты скрывал от меня, Альбин? Скажи мне правду!

Он опустил ресницы.

– Только одно. Кристалл постоянно разряжается… ну, теряет свою силу от использования. Твои первые дни после оживления – помнишь?..

Анна с трудом кивнула.

– Я была как в тумане. Едва открывала глаза и снова засыпала. Ты говорил, что я болела.

– Тогда я ещё не мог удержать заряд в кристалле надолго. Пришлось потрудиться, чтобы увеличить запас энергии… волшебной силы. Теперь его хватает почти на сутки. Больше не получается – это предел энергетической ёмкости кристалла. Понимаешь?

Она кивнула снова. При слове «ёмкость» ей представилась чашка – крошечная, на один глоток. Налить, выпить, повторить. Один глоток жизни за другим.

– Одни сутки, – тихо проговорил Альбин. – И потом силу надо снова накопить. Это требует времени.

Тик-так. Тик-так. Щелчок стрелки прозвучал неожиданно громко; Анна вздрогнула – и почувствовала, как руки мужа сильнее сжались на её плечах.

– Сколько?

– Год.

Тик-так. Тик-так.

– Но как же… – Она смотрела ему в лицо, ища хоть тень неуверенности, неискренности – любое свидетельство его неправоты. – Целый год? Всего… на один день?

И Альбин наконец-то посмотрел на неё.

…Всего раз в жизни Анна встречала такой взгляд: когда в детстве сдуру увязалась за соседскими мальчишками… думала, что в балаган, а оказалось – на казнь. И потом много ночей просыпалась с криком, видя перед собой в темноте глаза человека, приговорённого к колесованию.

– А вчера? – У неё тоже что-то сделалось с голосом, он стал высоким и жалобным, точно дребезг перетянутой струны. Значит, вчера на самом деле было…

– Год назад. Прошлым летом.

Она отшатнулась, вырываясь из его рук. Обвела взглядом знакомые стены, печь, окно. Бросилась к столу, разворошила прикрытую полотенцем корзину.

Половинка испечённого накануне пирога была ещё мягкой. Корочка слегка размокла, пропитавшись малиновым сиропом.

– Неправда! – Она обернулась к нему с пятнами красного сока на пальцах, точно обвинитель над окровавленным телом жертвы. – Он ещё свежий! Видишь, даже не зачерствел!..

– Я волшебник, Анна.

У неё опустились руки.

– Каждый год я накладываю чары на это место. Каждый год – ровно на год. Твой хлеб не плесневеет, грядки не зарастают сорняками, цыплята не оперяются, а кот не стареет. Всё в этом доме и вокруг него живёт только вместе с тобой, а без тебя – замирает.

– А… ты? – Анна смотрела на волосы мужа. В светло-пшеничной гриве не блестело ни одной ниточки седины.

Его рот дёрнулся в кривой усмешке.

– Эликсир бессмертия. Я знал, что мне понадобится время. Много, очень много времени.

– Триста шестьдесят пять дней. – Ей казалось, что слова ворочаются во рту тяжелыми булыжниками. – Триста шестьдесят пять… лет?

– Больше. – Он всё не отводил глаз, и в них снова стыло то самое выражение – взгляд приговорённого в ожидании дробящего кости удара. – Я ведь говорил, у меня не сразу получилось.

Анна отшатнулась.