Сергей Соболев - Скриптер

– У нас есть в продаже несколько таких книг, – сказала одна из сотрудниц, с трудом маскируя за маской вежливости удивление. – Пройдемте… э-эээ…

– Павел Алексеевич.

– Пройдемте, Павел Алексеевич, мы их вам сейчас покажем.

Павел Алексеевич – у него закреплена и включена гарнитура hands free, как и у его охранника Николая – вслед за двумя сотрудницами прошел в нужный отдел. Остановились у полок, на которых стоят книги с разного рода предсказаниями, а также книжная продукция оккультной и эзотерической тематики.

В наушнике слышны мужские голоса: идет оживленный обмен на канале Диспетчера Московской редакции. В какой-то момент они стали едва слышимыми, так, словно кто-то вывел звук на минимум. Затем прозвучал громкий голос Главного диспетчера:

– Павел Алексеевич, фиксируем изменения на тех специализированных сайтах, где выложены тексты первоисточника!

Редактор облизнул пересохшие губы. Вот оно… началось!

– Только на языке оригинала? – спросил он. – Или отслеживаете и изменения в переводах?

– Английский… есть редактура!.. Немецкий… внесено изменение! Испанский… то же самое!!

– Вас понял. Продолжайте мониторить тему!

Обе сотрудницы уставились на гостя с немым изумлением.

– Извините, – сказал Павел Алексеевич. – Мне тут прозвонили… Итак, где у вас тут книги Мишеля Нострадамуса, изданные в нашей стране?

– Их несколько… Какая именно интересует? И какого издательства?

– Не имеет значения. Впрочем… давайте-ка самую свежую по времени издания!

Сотрудница достала с полки томик «Центурий». Она хотела передать книгу этому странному господину, пожаловавшему в их магазин в неурочный час; но книгу взял не сам он, а тот крепкий рослый мужчина, который сопровождал его.

– Николай, откройте нужный раздел. А именно – Пятую центурию!

Охранник раскрыл книгу и быстро отыскал указанный раздел.

– Теперь найдите катрен… семьдесят пять!

Николай пролистнул пару страниц.

– Есть… нашел!

– Прочтите вслух!

Николай, откашляв горло, стал читать:

Он поднимется высоко с правой стороны.Второй будет рядом на квадратном камне.Железные птицы обрушатся сверху.Многие порадуются горю северян…

Павел Алексеевич несколько секунд молчал – никак не мог проглотить подступивший к горлу комок.

– Прочтите еще раз! – велел он.

Когда Николай повторно читал вслух этот переведенный со старофранцузского на русский катрен, известный, кажется, всякому исследователю таинственного средневекового прорицателя в той части, что соотносится с Россией, его голос заметно дрожал.

Более того; он вдруг выронил книгу. Переменившись в лице, Николай присел на корточки и поднял ее с пола.

Именно в этот момент в наушниках – у всех, кто был подключен к этому каналу – прозвучал какой-то необыкновенно веселый, задорный, с нотками спортивной злости голос:

– Фиксируем обратные изменения!..

И тут же прозвучал доклад Главного Диспетчера:

– Павел Алексеевич, пошли доклады о реверсивных изменениях в тексте катрена!..

Трое мужчин, стоявших в нескольких десятках шагов от зияющего провала, дружно надели очки со специальными линзами.

Вдоль Никольской, как казалось, от стен Кремля, омывая и без того вымытую, вычищенную в преддверии сегодняшнего торжественного мероприятия брусчатку Красной площади, зародившись в долю мгновения, незамеченная никем из присутствующих, кроме них, кроме этих троих, плыла прозрачная, подобная туману волна! Ее передний – ближний – фронт хорошо виден благодаря перемещающейся вместе с ней и с одной скоростью с ней мерцающей красной полоске, напоминающей сканирующий пространство луч лазера…

Вот уже эта переливающаяся перламутром, посверкивающая искорками субстанция поравнялась с тем местом, где только что виднелся провал, с тем кварталом, здания которого несли на себе следы недавнего взрыва. Далее произошла удивительнейшая метаморфоза: появились в первозданном, привычном глазу, неповрежденном виде окрестные здания, тротуары, дорожное полотно; появились и проявились припаркованные там и сям автомобили… Появились и ранние пешеходы, спешащие куда-то по своим делам!

Этот диковинный сканирующий луч, убыстряя движение, двигаясь уже со скоростью автомобиля, перемахнул через замерших на проезжей части Никольской мужчин!..

Пронесся, незамеченный, нераспознанный никем из утренних прохожих над той частью улицы, где было выставлено полицейское ограждение.

И уже в следующее мгновение исчез, истаял, растворился где-то на просторах огромного, просыпающегося к жизни, готовящегося к великому празднику мегаполиса.

Щербаков ощутил огромное, не сравнимое ни с чем облегчение. Он снял очки; его взгляд был направлен на здание, которого – казалось бы – только что не было, от которого – он помнил и это – остались лишь одни обломки, спешно вывезенные на спецполигон.

Внешне в облике этого здания ничего не поменялось.

Хотя…

Одну перемену в экстерьере строения Щербаков все же зафиксировал: поменяла свой цвет входная дверь.

На вывеске, как и прежде, имеется надпись на двух языках.

Называется оно, это заведение, как и прежде: кафе-клуб Enigma.

Вот только цвет входной двери теперь не ультра-черный, как прежде, но – белый.

И именно на этом выделяющемся на фоне фасада белом прямоугольнике вспыхнул на мгновение, отзеркалился, рассыпавшись тут же радужными искрами, первый луч восходящего над огромным городом светила…

Павел Алексеевич дождался еще нескольких докладов, звучавших в данный момент в сети Главного Диспетчера Московской Редакции. Затем, переведя дух, попросил Николая еще раз прочесть указанный ему катрен из «Центурий» знаменитого предсказателя Мишеля Нострадамуса.

– Читаю, – Николай откашлял горло и взял книгу половчее (чтобы ненароком не выронить опять). – Катрен семьдесят пять!..

Он поднимется высоко с правой стороны.Останется сидящим на квадратном камне.Сидя у окна, смотрит на Юг.С посохом в руке, со сжатыми губами.

– Вот теперь хорошо, – Редактор удовлетворенно покивал головой. – А то некоторые нам пытались тумана в глаза напустить!..

Павел Алексеевич вытер рукой непрошенную слезу. Достал носовой платок; снял очки. Вытер влажные глаза. И лишь после этого понял, что с ним что-то не так, что он ощущает себя как-то… необычно.

Николай, вглядываясь в его мокрое от слез – и какое-то переменившееся, просветлевшее – лицо, ахнул:

– Вот это да… Павел Алексеевич… таким я вас еще не видел!