Виктор Гончаров - Психо-машина

Никодим, следивший за прыжком, радостно крикнул.

— Купол поднимается!..

На самом деле, поскрипывая, как несмазанная телега, и вращаясь кругом, купол вместе со мной полз кверху. Хорошо знакомые следы ног Вепрева отчетливо выделялись здесь рядом с моими.

На душе посвежело. Должно быть, чувства мои в ту минуту походили на чувства доброй ищейки, снова напавшей на след... Сравнение не особенно лестное, но что поделаешь, если оно верно.

Нетерпеливый мой друг уже скрылся под куполом. Я огляделся, прыгнул вниз и с возрастающим удовольствием отметил, что опять попал на те же следы. Отсюда я метнулся прямо к Никодиму, уже бесновавшемуся в бурном восторге...

— Ну, конечно, они там! — восклицал он, указывая в глубокий круглый колодец, из центра которого поднимались два плетеных из проволоки каната, переброшенные через блок в своде купола.

— Это лифт, — сказал я. Сверху из-под купола, как мертвое эхо, отозвалось:

— Да, да, друзья мои; это — лифт!..

— Кто сказал? — изумился Никодим, тревожно всматриваясь сначала на меня, потом вверх.

— Вепрев! — коротко отвечал я, сдерживая бешенство.

И, как насмешливое эхо, отдалось:

— Да, друзья мои, Вепрев...

Голос шел снизу и, отраженный сводами купола, попадал нам в уши. Когда мы, растерявшиеся и ошеломленные, склонились через перила к отверстию колодца, нам стаю ясно: Вепрев находился глубоко под нами.

— Что же вы замолкли, юные революционеры? — снова прозвучал глухой, придушенный расстоянием, ядовитый голос.

Впервые, после мирного посещения хутора, я слышал его, и — какая разница! — это уже не был нежный, добродушный учитель, отечески относящийся ко мне, желающий добра, только добра... Теперь Вепрев не находил нужным притворяться, в его голосе звучал яд; то был беспощадный враг, не суливший при встрече ничего хорошего!..

Мне стало стыдно до густой краски в лице, когда я вспомнил свои занятия со стеклянными шариками... Никодим хрипел, задыхаясь, — не знаю, от каких чувств...

— Что же, юнцы, перелякались?..

К ехидному голосу присоединилось глупое торжествующее хихиканье... Значит, Шариков — жив... Это его смех!..

— Да ответьте же вы ему что-нибудь, подлецу! — прошептал, багровея от злобы, Никодим.

— Господин Вепрев, — сказал я, как плюнул, в колодец, — не находите ли вы, что ваш разговор происходит в слишком неопасной для вас обстановке?

— Вы хотите сказать, — отвечал голос, — что если бы меня не отделяло большое расстояние...

— Вот именно! — прервал я его.

— Ошибаетесь!.. Я сейчас пришлю вам лифт, можете спуститься сюда, к нам, — тогда поговорим...

Опять ехидное, торжествующее хихиканье вторило голосу...

Блок заскрипел, канат заструился перекрученными проволоками — Вепрев исполнял свое обещание...

Никодим стиснул мою руку и прохрипел:

— Нельзя, нельзя этого допустить... Они что-то замышляют... нужно отойти от лифта!..

Как по вдохновению, выхватив из кобуры револьвер, я в упор выстрелил в один из концов каната...

Перерезанный пулей, канат свистнул мимо нас, выскользнув из блока... Что-то с дребезжанием сорвалось вниз... Все произошло в несколько секунд...

В глубине колодца грохнул разбившийся лифт... Донеслись отчаянные крики... и вдруг — страшный взрыв заглушил все и потряс почву...

Бурный порыв — отзвук взрыва, дошедший через колодец, вывернул наизнанку стальной купол, как дождевой зонтик, сорвал нас с площадки и взметнул кверху на несколько саженей...

Неожиданный полет закончился так:

Никодим чуть не разорвался пополам, оседлав со всего маху острый гребень какой-то нелепой машины... не не разорвался и даже нашел в себе достаточно сил, сидя верхом, прокричать:

— Так им и надо!..

Я, сделав несколько воздушных сальто-мортале, довольно плавно опустился и плотно уселся на рефлектор нашей сигары, раздавив его. "Солнце" сверкающим каскадом разлилось вокруг в сияющие лужи, и через лучеиспускание стало быстро испаряться. Пока я под солнечными струйками, брызгавшими из оборванного провода, спускался по шесту, от луж не осталось и следа.

Не считая этих слабо светившихся струек, все кругом исчезло во мраке.

Я выключил баллон, и с электрическим фонарем пошел искать Никодима.

— Где вы и что поделываете?! — крикнул я в пространство.

— Сижу и думаю, — последовал спокойный ответ.

— О чем думаете? — смеясь, спросил л.

— Прежде всего о том, как спешиться, а затем: действительно ли погибли эти мерзавцы?

Слезать со стального коня было несколько мудрено — от ушиба Никодим с трудом владел ногами, — но кое-как это удалось.

По поводу второй его "думы" я отвечал, что пока не увижу своими глазами трупов врага, не поверю его смерти.

Перетащив в "сигару" сильно потрепанного товарища, я не чаял, как добрался до подушки, симпровизированной из сапог и куртки. Больше 12-и часов мы была на ногах, в весьма приподнятом настроении. Энергии затратили невероятно много, взрыв уничтожил последние ее остатки.

Мы бултыхнулись в сон, как камень в воду.

Проснулись мы почти одновременно и от одного чувства — сильной жажды. Спали немного: часа четыре, не более.

Искусственный солнечный свет снова струился через окна машины. Это нас восхитило, но омрачило другое — кончалась вода... Едва хватило по полстакана и пить захотелось еще сильней.

За свое, правда, короткое пребывание в подлунном мире, мы еще ни разу не встречали водных бассейнов или водопроводов, хотя высокоразвитая техника оборудования посещенных нами мест говорила за необходимость присутствия каких-либо водопроводных сооружений.

Превозмогая жажду, мы все-таки прежде всего занялись заменой раздавленного при вчерашней катастрофе стеклянного шара. Новый найти было не трудно. Поднявшись по пристройкам и лесенкам к потолку, мы изолировали из него одно сверкавшее стеклянное "солнце".

При обратном спуске Никодим заинтересовался потолком. Над нами простиралась громадная заслонка, знакомая уже нам по кратеру и отличавшаяся от первой тем, что ее края прорезали саженные в ширину, крытые кругом желоба, сходившие радиально вниз. Каждый желоб заканчивался отдельно внизу — в центре круглого бака.

Любознательность моего друга пересилила его боли в пояснице и других частях тела, и пока я возился с установкой рефлектора, он опять пустил в ход свой неразлучный английский ключ.