Александр Шуваев - Книга Предтеч

Мне не нужно было поднимать голову, потому что я и без того чувствовал, как она продолжает зырить на меня, добивая, дожигая, доламывая мои изглоданные останки. Чу! На голой, посыпанной пеплом равнине что-то зашевелилось и тронулось в рост. Я чуть прищурился и впился взглядом прямо в ее зрачки:

-Интересно все-таки, - почему это так тебя задело? Больше двух с половиной секунд подряд я на тебя не глядел, так не слишком ли чувствительная кожа?

И тут, наконец, в этих тигриных глазах мелькнуло что-то вроде тени. А зрачки ее то расширялись, то суживались, - этакая двустволка с переменным калибром, вот-вот выстрелит. Присутствие духа - великая вещь, и я с этой целью начал развивать свою мысль (наверное, самое любимое мое занятие):

-А кроме того, - меня же можно понять. И если бы ваша милость благосклонно позволила мне хотя бы смотреть на себя без опаски, я был бы счастлив.

И она опустила-таки, потупила постепенно глазки. И тут дьявол снова заставил меня нагнуться и, расширив ноздри, я втянул в себя воздух, ощутив, как пахнут ее волосы, и это оказалось очень с моей стороны непредусмотрительно... Будь я - это я, для меня, уверен, - не было бы загадок в этом существе. Но так как я, с некоторых пор, не вполне принадлежу к себе, у меня изменился взгляд, и в том, что раньше было ясно и понятно, открылись та-акие глубины! Согласно теории это есть признак поумнения, углубления взгляда на вещи. Классический пример трагического расхождения между теорией и практикой... А вечером, в довершение начал, за все свои грехи почувствовал себя в положении допотопного грабителя царских могил, который рыл-рыл, прятался-прятался, весь в прахе и поту от страха и усердия, дорылся ан ее уже ограбили. Лет, этак, семьсот тому назад. Короче, ломал я голову над формальным аппаратом, ломал, и вдруг, как это и обычно бывает - ба! Да вот же как надо-то! Да как просто-то! И над чем я тут голову ломал, непонятно? Да я уже писал про это... Короче - получил, полюбовался, проверил... Нет, ну прям в точку! Не придерешься, все результаты получаются (будучи интерпретированы) строго и точно. Я обрадовался, и, как это и характерно для самоуверенных умников наряду с ошибками "на ноль" при вычислениях, слона-то как раз поначалу и не приметил, сел рассчитывать кристалл, и за путался даже при расчете одной Полной Зоны. Стой, думаю себе, а не дурак ли я? Прикинул, и получилось, что для расчетов одной Полной Зоны мне потребуется два года расчетов вручную, причем без всякой гарантии безошибочности. А для мало-мальски сложного кристалла побольше - около десяти миллионов лет. Тоже, естественно, без всякой гарантии. На свете, я читал, существуют такие электронно-вычислительные машины, которые делают уже двадцать, тридцать и даже пятьдесят тысяч операций в одну секунду, но для меня их все равно, что нет, так что тут и обсуждать нечего. Поцелуем пробой, и пойдем домой. Двигатель на основе готового уже кристалла я давно уже обдумал: это будет принцип развертки, как в телевизоре, и уместно будет использовать интерференцию волн. Необходимый для этой цели лом с закрытой свалки "п/я n162" я добуду, а самым подходящим летательным аппаратом будет, пожалуй, мотопланер. Не сбили бы только.

Вчера не писал, потому что лежал совершенно больной. История произошла мерзкая, банальная, типичная и в банальности своей еще более мерзкая. На большой перемене Ритуся сцепилась с дураком Бабкиным, и не знаю уж, с чего у них началось, но когда я подошел, говорила, в свой черед, Ритуся. Как всегда, - глядя себе под ноги, и как всегда тихим-тихим голосом, монотонно и скучно:

-А ты зря высказываешь свое мнение. Оно никого здесь не интересует, хотя ты и самый здоровый. А знаешь, почему? Потому что ты дурак. Примитив. Нечто на урвне питекантропа, почти обезьяна.

Он побагровел, раздул ноздри, и уж открыл было пасть, чтобы как-нибудь погрязнее ее обругать, - и вдруг передумал. Успокоился, посветлел, зубы оскалил (это, значит, Толик Бабкин улыбаются) и довольно заблестел глазками:

-Ну и дурак, ну и что? Пусть первобытный, пусть тупой. У нас и дураки получше иных умников живут. Я-то не пропаду, а вот ты...- И он напоказ, с ног до головы оглядел всю кургузую Ритусину фигурку, после чего оскалился снова.- А вот ты со своей кожей, своей рожей и со своим драгоценным умом, - ты проживи! Кстати, дура-то может, и не пропала бы, сыскались бы охотники до бабы без претензий, а вот ты... Дура и не догадалась бы, какая она страшная, дуры всегда уверены, что лучше всех, а вот ты всегда помнишь, какая толстая и прыщавая. Ты! Чудо природы!

Надо признать, у него получилось: либо умнее, чем кажется, либо талант у него особый на это дело, либо... Либо у дураков тоже бывают прозрения. Ритуся опустила голову еще ниже, безучастно пожала плечами и ничего не сказала. А чего скажешь? Да, дурак, и тем гордится! А что дураки у нас парадоксальным образом процветают, так это он прав, а значит есть в нашей жизни что-то глубоко неправильное, если порядочное число дураков живут получше иных умных. Нет, я понимаю, что все у нас равны, и социальная справедливость, но все-таки умные должны делать более важную работу и жить соответственно по крайней мере не хуже. Но это теперешние мои рассуждения, а вчера у меня со злости в зобу дыханье сперло, и я влез. Вероятно, я никогда не научусь, и всю жизнь буду "влезать", куда не просят, и, понятное дело, я заикался вовсю. У моей памяти есть дефект: я плохо запоминаю, что говорю, когда разволнуюсь. Во всяком случае, я не пробовал тонко уязвить этого представителя низшего вида или облить его холодным презрением: это совершенно бесполезно, но, как оказалось, вдохновение такого рода вдохновение присуще и мне. Я прозаикался что-то насчет его сексуальных привычек молочной спелости и попал, - из радостного, торжествующего тупицы он мгновенно превратился в разъяренную гориллу. Это гораздо больше соответствовало его сути и оттого выглядело куда приятнее. Надо сказать, что он сильнее всех в классе и неоднократно это доказывал. Если бы он не обидел Ритусю, все, скорее всего было бы так же, как много раз прежде, но, очевидно, меняюсь и я. Переходный возраст прежде всего означает нестабильность, и, наверное, именно поэтому ярость перевесила обычную мою неспособность ударить человека. Пока этот дебил замахивался, я резко ткнул его открытой ладонью в нос. Он удивился, но ненадолго, потому что я хлопнул его ладонями по ушам, а ударом головой в подбородок - сбил с ног. Он не понял, встал и замахнулся снова. Тогда я ударил его в подбородок ладонью, ткнул в живот и свалил с ног какой-то судорожной подсечкой, пока он не успел восстановить равновесие. В третий раз я толкнул его двумя руками в грудь и сшиб толчком ноги. Это оказалось очень просто: несколько взаимосвязанных, не очень даже сильных ударов, и эта дылда валится, словно куль с навозом. Его сила просто ни разу не успела ему потребоваться. И все-таки это было ужасно, мне просто плохо стало, когда я увидел его залитую кровищей, удивленную, идиотскую физиономию. Наши обормоты, понятное дело, страшно меня зауважали, а я... я был на грани истерики. У меня даже сыпь появилась по животу, на шее и за ушами, а на душе гадко - так до сих пор. Но это еще не все неприятности, связанные с этой дурацкой дракой. Последовало, - нет, не ссора, может быть даже наоборот с одной стороны, - просто совершенно ненужный мне разговор с Мушкой: