Урсула Ле Гуин - Инженеры Кольца

Извращенец, сидящий в кругу прорицателей, после того как обратил ко мне тот свой первый, такой долгий и странный взгляд, уже не обращал внимания ни на кого, кроме своего соседа, пребывающего в кеммере, усиливающаяся сексуальность которого будет еще сильнее стимулирована, пока под влиянием преувеличенного агрессивного мужского начала извращенца достигнет полноты выраженности своего женского начала. Извращенец что-то говорил тихим голосом, наклоняясь к кеммереру, тот отвечал изредка и как бы неохотно. Никто из присутствующих уже давно ничего не произносил. Единственным звуком, нарушающим тишину, был шепот извращенца. Фейкс упорно всматривался в одного из одержимых. Извращенец быстрым движением коснулся руки кеммерера, который отшатнулся от него — от страха или от отвращения — и взглянул на Фейкса, как будто просил о помощи. Фейкс никак не отреагировал. Кеммерер неподвижно замер на своем месте и уже не шевельнулся, когда извращенец снова прикоснулся к нему. Один из одержимых поднял голову и зашелся долгим неестественным истерическим смехом.

Фейкс поднял руку. Лица всех сидящих в кругу немедленно обратились к нему, будто нити их взглядов он в одно мгновение свил в один канат.

Когда мы вошли сюда, было далеко за полдень и шел дождь. Вскоре слабый сероватый свет, просачивающийся из окон щелей, расположенных высоко под потолком, совсем исчез. Сейчас светлые полосы света растянулись, как косые призрачные паруса, длинными узкими треугольниками от стен к полу, прямо по лицам девятерых людей: тусклые лоскуты лунного света, так как луна уже всходила над лесом. Огонь в камине давно погас, и единственным источником света были эти полосы и треугольники полутьмы, медленно перемещающиеся по кругу и высвечивающие то лицо, то руки, то неподвижную спину. Какое-то мгновение я видел в рассеянной светящейся пыли профиль Фейкса, будто высеченный из белого мрамора. Полоса лунного сияния скользнула дальше и коснулась черного холмика. Это был кеммерер. Голова его опустилась на колени, ладони были прижаты к холодным камням пола, а тело его сотрясали судороги в том ритме, который отбивали ладони безумного одержимого в темной части круга. Все были связаны между собой, как будто представляли собой точки пересечения нитей невидимой паутины. Я также, независимо от моего желания, ощущал эту связь, эти нити взаимопонимания без слов, тянувшиеся к Фейксу, который пытался подчинить их и упорядочить, потому что именно он был средоточием, Ткачом. Полоса света распалась и перешла на восточную стену. Взаимосвязь переплетенных меж собой сил, напряжения молчания нарастала.

Я пытался удержаться от навязывания контакта с сознанием прорицателей. Мне было не по себе в этом безмолвном электрическом напряжении, и я чувствовал, что меня что-то втягивает, что я становлюсь точкой, элементом какой-то картины. Но когда я применил психозащиту, стало еще хуже; я почувствовал себя отъединенным, съежившимся в своем собственном сознании под невыносимым грузом зрительных и осязательных галлюцинаций, путаницы безумных образов и мыслей, неожиданных видений и ощущений, гротескных и стремительных, всегда связанных с сексом, багрово-черным водоворотом эротической силы. Меня окружали какие-то огромные сияющие пропасти, окаймленные трепещущими губами, влагалища, раны, какие-то врата ада… Голова у меня закружилась, я падал куда-то в пылающую бездну… Я чувствовал, что если мне не удастся изолировать себя от этого хаоса, то я действительно упаду, потеряю рассудок, но изолироваться не мог. Эмпатические, сопереживающие, но не поддающиеся описанию словами силы, невероятно мощные и неукротимые, порождаемые искаженным либо насильственно подавляемым половым влечением, безумием, деформирующим само время, и вызывающий страх искусством полной концентрации и непосредственного контакта с окружающей действительностью, были мне неподвластны. Но тем не менее кто-то ими управлял: центром всего этого по-прежнему оставался Ткач Фейкс — женщина, да, женщина, окутанная светом. Свет был серебром, серебро было доспехами — женщина в доспехах и с мечом. Свет засиял невыносимо ярким блеском и огнем охватил все ее тело так, что она громко вскрикнула от боли и ужаса:

— Да, да, да!

Раздался истерический смех одного из одержимых, звук становился все выше, переходя в пульсирующий вой, который продолжался значительно дольше, чем это было физически возможно, Уже вне времени. Во тьме началось какое-то движение, какой-то шорох, возня, какие-то перемещения далеких столетий, бегство видений и призраков.

— Свет, свет! — прозвучал оглушительный голос, один, а может быть, несчетное количество раз.

— Свет. Полено в огонь. Немного света!

Это был врач из Справе, который вошел в уже распавшийся круг. Он опустился на колени около одного из одержимых, того, который был более хрупкого сложения. Он-то и оказался наиболее слабым звеном цепи. Впрочем, они оба лежали, скорчившись на полу. Голова кеммерера лежала на коленях Фейкса, сам он тяжело дышал и дрожал всем телом. Ладонь Фейкса размеренно и ласково гладила кеммерера по волосам. Извращенец сидел поодаль, мрачный и отвергнутый. Мистерия была окончена. Время снова текло как обычно. Сеть могущества распалась, оставив после своего исчезновения, ощущение унижения и усталости. А где же ответ на мой вопрос, загадка оракула, многозначащая туманная фраза или пророчество?

Я опустился на колени около Фейкса. На мгновение я снова увидел его таким, каким видел во тьме, как женщину в светящихся серебристых доспехах, пылающую в огне и возглашающую: «Да…»

Тихий голос Фейкса прервал мое воспоминание.

— Получил ли ты ответ?

— Да, я получил ответ, Ткач.

Я действительно получил ответ. Через пять лет Гетен будет членом Экумена, да. Никаких загадок и уверток. Я уже тогда отдавал себе отчет в качестве этого ответа, не столько пророчества, сколько констатации факта. Я чувствовал глубокую уверенность в том, что ответ верен. Этот ответ обладал авторитетом безошибочного предчувствия.

У нас были корабли, движущиеся быстрее света, была у нас телепатия и был телекинез, даже телепортация, но мы не освоили и не приручили предчувствия до такой степени, чтобы оно послушно бежало в нашей упряжке. Этому искусству нам придется учиться у гетенцев.

— Я — как волосок в лампе накаливания, — сказал мне Фейкс через несколько дней после сессии. — Энергия нарастает в нас и проходит по нашему кругу, с каждым обращением возрастая и удваиваясь, пока наконец не освобождается, и тогда свет концентрируется во мне, вокруг меня, я сам тогда — свет… Самый старый житель крепости Арбин когда-то сказал, что если бы Ткача в том состоянии, в котором он находится в момент ответа, поместить в вакуум, то он излучал бы свет многие годы. Йомеша, последователи культа Меше, веруют, что именно так и произошло с Меше: он ясно увидел прошлое и будущее, и не только на мгновение, а с момента, когда Шорт задал свой вопрос, прозревал их постоянно. В это, конечно, трудно поверить. Я сомневаюсь, чтобы человек мог это выдержать. Но это неважно…