Михаил Ахманов - Зов из бездны

Руки Пилар задвигались, начали ткать прихотливый узор, потом заплясали мышцы лица; она откинула головку, темные волосы рассыпались, шляпа свалилась, но Сергеев успел ее поймать. Несмотря на годы, прожитые с Пилар, и тесный контакт с тереянцами, он не смог обучиться их языку жестов и знаков. Пилар утверждала, что это женское умение, требующее врожденной гибкости и мимических талантов, и что осваивать его необходимо с детских лет. Она не пыталась учить сыновей и мальчишек-внуков, возложив надежды на Лизу и Инессу. Должно быть, не зря – они обе трудились сейчас переводчицами на станции.

Танец рук и лица завершился.

– Все ясно, – сказал Сергеев. – Этот милый юноша тоже умеет плясать и разговаривать знаками. Древнее индийское искусство… на этом вы и сошлись… Я прав?

Пилар хихикнула:

– Не совсем. Я сказала, что он на Марсе в первый раз и, конечно, захочет пройтись по Авалону. Здесь у нас масса интересного! Ну не мне же с ним гулять… В общем, я вызвала Лизу.

Сергеев покивал головой.

– В самом деле, отчего не вызвать?.. Инесса у нас дама семейная, а Лизавета – нет. Но красотой ее бог не обидел, и я точно знаю, сколько у нее поклонников на станции. Зачем ей этот индус Михаил?

– У девушки лишних поклонников не бывает, – отрезала Пилар и направилась в дом.

Индиец Мохан-Михаил в самом деле оказался милым юношей – лет этак тридцати пяти. Он был поразительно красив: матово-смуглое лицо, правильные черты потомка ариев, твердый подбородок, черные колдовские глаза и брови, какие у русских называют соболиными. «Пропала Елизавета», – подумал Сергеев, усаживая гостя за стол в саду. Впрочем, Лиза тоже была хороша, а нравом уродилась в бабку. Нрав же у супруги Сергеева был обманчив – за внешней мягкостью скрывался твердый, как кремень, характер.

Пилар принесла им печенье, стаканы с вишневым соком и удалилась. Но перед тем бросила на Сергеева многозначительный взгляд: мол, будь любезен с милым юношей, не обижай правнука подруги. Или, возможно, внука.

– Если будешь записывать, доставай свою технику, – сказал Сергеев.

– Не буду. У меня хорошая память, сэр.

– Алекс. Просто Алекс. Так мне привычнее.

В знак согласия Мохан склонил голову, и в этом жесте было столько благородства, столько уважения к собеседнику, что сердце Сергеева растаяло.

– Ты в самом деле внук подруги Пилар? – спросил он.

– Да, сэр… простите, Алекс. В экспедиции на Терею, вылетевшей век назад, были три маленькие девочки: Пилар, Амрита и Виктория. Понимаете, что это значит… Вместе росли, играли, учили язык тереянцев… вот этот… – Мохан повел рукой у подбородка, как бы изображая набегающую волну. – Они стали ближе, чем родные сестры. Пилар вернулась, за ней Амрита… Виктория по‑прежнему на Терее, она переводчица в земной миссии и, вероятно, не вернется никогда.

Сергеев кивнул:

– Теперь я вспоминаю. Пилар говорила об этих женщинах, но редко и не называя имен. Может быть, потому, что это пробуждает печальные воспоминания – ее отец и мать тоже остались на Терее и там умерли. – Он придвинул Мохану стакан с соком. – Пей, это из наших ягод… Значит, ты – внук Амриты?

– Да. – Мохан сделал глоток. – Мой дед Петр Дубровин до сих пор трудится в Бомбейском филиале ИНЭИ. Он антрополог, специалист по древним расам… Часто рассказывал мне про картины, что приходят от них… те, с которыми он работает.

– Так часто, что ты решил написать книгу?

Мохан улыбнулся. Улыбка у него была чудесная – улыбались губы, глаза, каждая черточка лица.

– Нет, с книгой вышло иначе. Я репортер трех-четырех делийских видеогазет, а еще сотрудничаю с издательством «Галактика» в Дрездене…

– Прости, – молвил Сергеев, – там, кажется, вышла книга Генриха Данке «Голос иного мира»? Примерно лет восемь назад?

– Там. Но это мемуары очевидца событий, а теперь издатель хочет нечто другое, взгляд со стороны, понимаете? Обратились ко мне, я начал работать, перелопатил гору литературы, расспросил деда и его коллег… словом, увлекся.

– И с Данке встречался?

– Разумеется.

– Хмм… Должен сказать, что в своих записках он не всегда точен. – Сергеев на мгновение нахмурился. – Но это мы исправим, Михаил! Я ведь тоже пишу мемуары и дам их тебе посмотреть.

Мохан благодарно склонил голову.

Вероятно, бабка его Амрита – настоящая красавица, думал Сергеев, глядя на гостя. Нет, не зря, не зря парня к нам прислали! Особенно если у них с Лизаветой выйдет толк… Мы, мужчины, все работой заняты, толкуем о науках да искусствах, строим планы и гипотезы и жизнь кладем на их проверку, а настоящее, самое важное дело – у женщин. Род продолжить, и не как‑нибудь, а с умом… подтолкнуть мужчин куда положено, а то и построить их, чтоб не заносились, не тешились своими играми ради пустого гонора… в общем, все расставить по местам. Примерно так, как это делают Пилар с Амритой.

Должно быть, от этих мыслей взгляд Сергеева затуманился, а лицо, обычно энергичное и даже жестковатое, слегка обмякло. Мохан неуверенно кашлянул, потом промолвил:

– Алекс?.. Кажется, мы говорили о ваших мемуарах?

– Да, но с этим подождем, не убегут мои литературные труды, – сказал Сергеев, очнувшись. – Сначала другим займемся. Ты ведь приехал, чтобы со мной поговорить. О чем? Что ты хочешь узнать? И что уже знаешь?

Мохан задумчиво уставился на противоположный склон ущелья, скрытый лазоревой дымкой.

– Я читал Колиньяра, Шимека, Хайнса, других астрофизиков и философов, – произнес он наконец. – Я знаю, что гипотеза множественности вселенных подтвердилась. Огромное их число сосуществует в мировом континууме, в его гранях-реальностях, называемых отражениями, а их совокупность есть то, что понимается под Мирозданием или Большой Вселенной. Любое отражение – по сути, параллельный мир, где имеются такая же Галактика, как наша, те же звезды, туманности, планеты, и та же Земля. Более того, на каждой из этих Земель живут такие же люди, свои провидцы и гении, свои злодеи и завистники, а еще масса ничем не примечательных персон. Свой Моцарт, свой Сальери, свой крестьянин Мьян с рисовых полей у реки Иравади… До какого‑то момента, до исторической развилки, судьбы землян и их аналогов из иной вселенной совпадают полностью. За развилкой эта адекватность нарушается: люди-аналоги те же, но события их жизни различны, в мелочах или в чем‑то более существенном. У них другие свершения, другие социальные процессы, другая история… Так, на Земле-2, с которой мы принимаем ментопередачи, Наполеон не затеял войну с Российской империей, а вместо этого объединил ряд европейских стран. С этого момента история пошла иначе, и потому…

– Не с этого, – прервал собеседника Сергеев. – Где точка ветвления между нашей реальностью и Землей-2, мы еще не выяснили. Ее локализация вероятна в восемнадцатом веке, между 1721–1740 годами, но нельзя исключить и более раннюю дату. Пока мы считаем, что вплоть до 1721 года судьбы видных людей и все ближайшие события – Северная война, война за испанское наследство, жизни Петра I, Людовика XIV, Леопольда и Иосифа Габсбургов, королевы Анны Стюарт, Мулая Исмаила[23] абсюлютно одинаковы. Но могут появиться новые данные. Записи поступают непрерывно, и наши эксперты занимаются их тщательным анализом.