Филип Дик - Бегущий по лезвию бритвы (сборник)

Ознакомительный фрагмент

— И потому он одерживает полную победу, — кивнула девушка. — Теперь я понимаю.

— А вот это место, — продолжил Изидор, — эта квартира, которую вы выбрали, — она слишком прохламлена, чтобы в ней жить. Мы можем потеснить хламность, для этого и надо, как я говорил, прочесать соседние квартиры, однако… — Он замолк.

— Однако что?

— Победить мы все равно не можем, — печально сказал Изидор.

— Почему?

Девушка вышла в коридор, аккуратно притворив за собой дверь. Она стояла перед Изидором, смущенно прикрывая скрещенными руками маленькие, острые груди, стояла и изо всех сил старалась его понять — по крайней мере, ему так казалось. Уж во всяком случае, она его слушала .

— Хлам вечен, победить его невозможно, ну разве что временно или на ограниченном пространстве — вот как, к примеру, я создал в своей квартире нечто вроде временного равновесия между давлением хлама и нехламом. Но со временем я умру или куда–нибудь уеду, и тогда хлам возьмет свое. Это непреложный мировой закон: вся Вселенная движется к конечному состоянию полной, абсолютной прохламленности. Единственным исключением является неустанное восхождение Уилбура Мерсера.

— Да? — недоуменно взглянула девушка. — Я что–то не вижу, какая тут связь.

— Да в этом же и состоит весь смысл мерсеризма, — загорячился Изидор. — Разве вы не участвуете в слиянии, не сжимаете ручки эмпатоскопа?

— Здесь, на этой квартире, у меня нет эмпатоскопа, — осторожно и после заметной паузы сказала девушка. — Я не захватила его с собой, думала — здесь найду.

— Но ведь эмпатоскоп, — заговорил, заикаясь от возбуждения Изидор, — это самая личная ваша вещь! Это прямое продление вашего тела, средство, позволяющее соприкоснуться с другими человеческими существами, превозмочь одиночество. Да что я говорю, вы и сами все это прекрасно знаете. Это каждый знает. Мерсер, он даже таким, как я, позволяет…

Он оборвал фразу, но слишком поздно, когда она уже поняла, а она точно все поняла — об этом свидетельствовала легкая гримаса отвращения, рябью в потревоженной ветром заводи пробежавшаяся по ее лицу.

— Я почти прошел тест на Ай–Кью. — Теперь Изидор говорил совсем другим, тихим и виновато дрожащим голосом. — И я не очень аномальный, совсем чуть–чуть, не так, как многие, кого встречаешь. А Мерсер и вообще не обращает на это внимания.

— По моему мнению, — сказала девушка, — это следует считать одним из недостатков мерсеризма.

Слова падали холодно и бесстрастно, она просто констатировала конкретный факт, вернее — демонстрировала через этот факт свое отношение к недоумкам.

— Так я, пожалуй, пойду к себе наверх. — Он повернулся и сделал движение к лестнице, унося с собою напрасную, размякшую в ладони пачку маргарина.

Девушка смотрела ему вслед со все тем же бесстрастным и безразличным выражением на лице. А потом сказала:

— Подождите.

— Зачем? — обернулся Изидор.

— Вы мне еще понадобитесь. Чтобы подобрать более–менее толковую мебель. Пошарить по соседним квартирам, как вы тут говорили. — Она подошла к нему, совсем уже вроде не стесняясь своего подтянутого, без грамма лишнего жира тела. — Во сколько вы возвращаетесь с работы? Вернетесь и приходите мне помочь.

— Хорошо, — обрадовался Изидор. — А не могли бы вы приготовить ужин на нас двоих? Я бы принес продукты.

— Нет, у меня слишком много дел.

Девушка отказалась без малейшего усилия, ничуть не боясь обидеть его таким отказом, он сразу заметил это, хотя и не понял.

А еще он заметил, что теперь, когда миновал первоначальный страх, в ней стало прорисовываться нечто совсем другое. Нечто более странное. И, подумал он, крайне прискорбное. Холодная отстраненность. Вроде, подумал он, ледяного дыхания пустоты, разделяющей крошечные островки обитаемых миров, дыхания вселенского ничто — дело было не в том, что она делала и говорила, а в том, чего она не делала и не говорила.

— Как–нибудь в другой раз, — сказала девушка и направилась к своей двери.

— А вы запомнили, как меня звать? — спросил он тревожно. — Джон Изидор, и я работаю у…

— Вы уже сказали, у кого вы работаете, — девушка дошла до двери, открыла ее и добавила, не оборачиваясь: — Некая невероятная личность по имени Ганнибал Слоут, не существующая, я уверена, нигде, помимо вашего воображения. Меня же зовут… — Она повернулась в дверях, одарила его безразличным, не греющим душу взглядом и закончила:

— Я Рэйчел Розен.

— Из ассоциации «Розен»? — заинтересовался Изидор. — Которая самый крупный производитель гуманоидных роботов, используемых в программе колонизаций?

По лицу девушки скользнуло какое–то непонятное выражение, скользнуло и тут же исчезло.

— Нет, — сказала она, — я о таких даже не слышала, ничего о них не знаю. Скорее всего, их тоже породила ваша недоумочная фантазия. Джон Изидор и его личный, очень приватный эмпатичный ящик. Бедный мистер Изидор.

— Но судя по вашей фамилии…

— По–настоящему меня зовут, — твердо сказала девушка, — Прис Страттон. Это моя фамилия по мужу, я только ее и использую. А вообще все зовут меня Прис. Вы тоже можете называть меня Прис. — Она немного задумалась. — А впрочем, нет, называйте меня лучше мисс Страттон. Потому что мы фактически еще не знаем друг друга, по крайней мере я ничего о вас не знаю.

Дверь закрылась, оставив Джона в полном одиночестве на заросшей пылью лестничной площадке.

Глава 7

Ну что ж, такие дела, думал Джон Изидор, печально глядя на размякшую пачку маргарина. Может она еще передумает, позволит мне называть ее Прис. А если я сумею раздобыть довоенные овощи, так и насчет ужина, может, передумает.

А вдруг она просто не умеет готовить? Ну что ж, тогда я и сам прекрасно справлюсь, сам приготовлю ужин для нее и для себя. Заодно и покажу ей, как это делается, чтобы в другой раз она могла сама, если захочет. А так, скорее всего, и будет, она захочет, узнав, как это делается, ведь это же все говорят, что женщины, даже совсем еще молодые, любят стряпать, это у них инстинктивное.

Спустившись по полутемной лестнице, Джон Изидор вернулся в свою квартиру. Она совсем какая–то не от мира сего, думал он, переодеваясь в белую санитарную униформу, а на работу я точно опоздал, мистер Слоут будет сердиться, но это не страшно, он не злой. Вот, скажем, как можно ничего не знать, даже не слышать про Дружище Бастера, ведь Бастер — самый знаменитый, самый главный человек изо всех ныне живущих, не считая, конечно же, Уилбура Мерсера, только Мерсер — совсем другое дело, он и не человек вовсе, а некая вселенская сущность, внедренная в нашу систему извне, неведомыми космическими силами, так, во всяком случае, говорят, и мистер Слоут тоже так говорит, а уж мистер Слоут–то, он, конечно же, знает.