Джек Вэнс - Тшай планета приключений.

Кауч ушел заниматься своими делами. Рейт полулежал, раскинувшись в кресле, и поглядывал на Зап-Сеитикс, тоже выпившую не меньше пяти кружек душистого чая. Поддавшись мимолетному настроению, он видел в ней не продукт многовековой селекции пнуме, а привлекательную молодую женщину, тихо сидящую в сумерках. Внимание девушки было сосредоточено на чем-то в другом конце беседки. Происходившее явно поразило ее. Она непонимающе повернулась к Рейту, широко раскрыв большие темные глаза, и спросила потрясенным шепотом: «Ты видел... это?!»

«Что именно?»

«Молодой мужчина и молодая женщина — они встали рядом и прижались друг к другу лицами!»

«Неужели?»

«Правда!»

«Трудно поверить! Как они это сделали?»

«Ну... я не знаю... не могу описать».

«Вот так?» — Рейт положил руки ей на плечи, глубоко заглянул в испуганные глаза.

«Нет... не совсем. Они были... ближе».

«Так?»

Рейт обнял девушку. Он вспомнил черную холодную воду подземного озера Пагаз, отчаянную, животную теплоту прижавшегося к нему тела: «Вот так?»

Она отталкивала его, упираясь ладонями в плечи: «Да... Пусти меня — что про нас подумают? Это нарушение спокойствия».

«А потом они сделали так?» — Рейт поцеловал ее. Сеитикс взглянула на него с изумлением и тревогой, прижала ладонь к его губам: «Нет... Зачем это?»

«Тебе не понравилось?»

«Нет. Да. Не понимаю. Не знаю. Пожалуйста, больше так не делай. У меня кружится голова, мне... странно».

«Это потому, что ты отвыкаешь от дикко», — заявил Рейт и откинулся в кресло. У него тоже голова шла кругом. Девушка сконфуженно смотрела на него: «Не пойму, зачем ты это сделал?»

Рейт глубоко вздохнул: «Мужчины и женщины испытывают друг к другу естественное влечение, вызванное инстинктивным стремлением к воспроизведению потомства. Время от времени такое влечение приводит к появлению на свет детей».

Сеитикс всполошилась: «И теперь я стану женщиной-матерью?»

«О, нет, — успокоил ее Рейт. — Для этого требуются значительно более близкие отношения».

«Ты уверен?»

Рейту почудилось, что она слегка наклонилась к нему: «Совершенно уверен!» Он снова поцеловал девушку. На этот раз, после первого нервного движения, она не сопротивлялась... и ахнула с ужасом: «Не двигайся! Пока мы так сидим, нас не узнают, им стыдно смотреть».

Рейт замер, касаясь щекой носа Сеитикс, пробормотал: «Кто нас не узнает?»

«Теперь — смотри!»

Рейт оглянулся через плечо. У входа в беседку стояли две черные фигуры в черных плащах и широкополых шляпах.

«Гжиндры» — прошептала Сеитикс.

К беседке подошел Кауч. Он заговорил с гжиндрами и сразу же вывел их на дорогу за гостеприимным домом.

Небо померкло, наступила ночь. Служанки установили на столах в беседке неяркие лампы с желтыми и зелеными абажурами, вынесли к буфету новые поддоны, кувшины и супницы. Рейт и Сеитикс, притихшие и мрачные, сидели в тени.

Вернувшись в беседку, к ним присоединился Кауч: «Завтра на рассвете мы отправляемся в Урманк. Прибудем не позже полудня. Вам известна репутация тангов?»

«В какой-то мере».

«Они ее заслужили. С их точки зрения успешный обман — доказательство превосходства, а краденые деньги дороже честно заработанных. Так что не зевайте».

Рейт спросил, словно между прочим: «Двое в черном — вы с ними говорили полчаса тому назад — кто они?»

Кауч кивнул — он явно ожидал вопроса: «Гжиндры — у нас их называют «земляками». Они иногда выполняют поручения пнуме. Сегодня, однако, «земляки» явились по другому делу. Хоры заключили с ними контракт на поимку мужчины и женщины, осквернивших священную рощу и похитивших лодку у рыбаков из поселка Фауж. Судя по описанию, беглецы удивительным образом напоминают вас, но определенные несоответствия позволили мне сообщить гжиндрам, не покривив душой, что тех, кого они ищут, в Цзафатре не видели. Тем не менее, «земляки» могут обсудить этот вопрос с другими местными жителями, не успевшими, в отличие от меня, познакомиться с вами достаточно близко. С тем, чтобы избежать любых возможных недоразумений, я рекомендую вам изменить внешность настолько, насколько возможно».

«Это легче сказать, чем сделать», — заметил Рейт.

«Не вижу особых затруднений», — вложив два пальца в рот, Кауч испустил оглушительный короткий свист. Нисколько не удивившись, к нему не спеша подошла одна из служанок, скорее приятной нежели неприятной наружности, широкая в бедрах и плечах, широкоскулая, с большим улыбчивым ртом и рыжевато-коричневыми волосами, кокетливо завитыми торчащими колечками, производившими впечатление умышленной растрепанности: «Ну, чего ты расшумелся?»

«Принеси пару тюрбанов, — сказал Кауч, — оранжево-белые, с черными шнурками».

Служанка скоро вернулась. Подойдя к Сеитикс, она обмотала черную шапку волос девушки оранжевой и белой тканью, завязала концы так, чтобы их бахрома свисала за левым ухом, и прикрепила три черных шнурка с подвесками, диагонально спускавшимися к лицу перед правым ухом. Рейт только диву давался. Сеитикс преобразилась в дерзкую озорную девчонку, напялившую маскарадный пиратский костюм.

Рейта тоже наградили тюрбаном. В новой ипостаси он показался Сеитикс настолько нелепым, что та развеселилась: запрокинула голову и засмеялась — впервые с тех пор, как ее встретил Рейт.

Кауч одобрил достигнутый эффект: «Совсем другое дело! Теперь вы — пара хедаджийцев. Завтра я принесу вам шали. Завернутых в шали и в тюрбанах вас мать родная не узнает».

«Сколько с меня причитается за эту услугу? — не забыл спросить Рейт. — Надеюсь, не слишком много?»

«Всего восемь цехинов — включая стоимость нарядов, их подгонки и обучения манерам хедаджийцев. Главным образом, не забывайте ходить вперевалку, помахивая руками... вот так... — Кауч продемонстрировал жеманную, шаткую походку изнеженного шейха, брезгливо отгоняющего назойливых мух. — Время от времени поправляйте шаль быстрым нервным движением... Давайте, барышня, попробуйте. Нет-нет, колени должны быть чуть согнуты. Шевелите плечами — из стороны в сторону и немного назад...»

Сеитикс выполняла инструкции с сосредоточенной серьезностью, то и дело оглядываясь — не смеется ли Рейт?

Так они практиковались ночью в беседке, пока розовая луна плыла над уингами, отражаясь в запруде, а голубая всходила на востоке. Наконец Кауч объявил, что урок выучен: «Вы проведете любого — кроме урожденного хедаджийца, само собой. Идите спать. Завтра мы едем в Урманк».

В спальне было темно. Через узкие промежутки в плетеном тростнике стен и потолка просачивались теплые отсветы желтых и зеленых ламп, еще горевших в беседке, смешиваясь с холодными отсветами розовой и голубой лун и пестря тусклой радужной сеткой на полу.