Джон Уиндем - Затерянные во времени

Юный Тэд хорошо развивался. Он унаследовал отцовскую твердость, добрую долю местного трезвого взгляда на жизнь и достаточно дружелюбный нрав. Он был удовлетворен своим положением в школе — ведь он все еще был развит не по годам, хотя и не столь заметно, как прежде. У него достаточно хорошо складывались отношения с товарищами, и его часто видели бродящим по городку в компании сверстников или играющим с ними в ирквеллском парке. Можно было порадоваться, что на первый взгляд интересы Тэда кажутся самыми обыкновенными. В одиннадцать и в двенадцать лет, когда я боялся, что теперь он начнет пренебрегать моим обществом из-за переходного возраста, мне все же довольно часто удавалось видеть его — в основном, полагаю, из-за того, что ему нравилось разъезжать в моей машине И вот, когда ему почти стукнуло двенадцать, я уловил намек на нечто поразившее мое воображение.

Мы выехали кататься вечером. Моя машина пробежала порядочный кусок по пустошам, до ближайшего жилья было несколько миль. Мы достигли главной дороги, и нам удалось, наконец, одолеть крутой подъем по пути домой. Но в пяти милях от дома мотор заглох, и нам пришлось топать дальше на своих двоих. Стоял прекрасный летний вечер, почти такой же теплый, как всегда в эту пору в нашем холмистом краю. Мы прошагали где-то минут двадцать, когда Тэд снял шапку, а вместе с ней — и скрытый под подкладкой медный экран.

— Перестало,— сказал он.

Я, не спрашивая, понял, что он имел в виду. Средние и длинноволновые станции Би-би-си кончили работу, да и большинство мощных зарубежных передач прекратилось.

— Значит, за полночь перевалило,— сказал я.

— Угу.

Некоторое время мы плелись молча. Я знал, что Тэд сейчас созерцает свой странный электропейзаж и обнаруживает вещи, о которых я никогда не узнаю. И никогда еще я не был настолько — ну, ревнив, что ли,— к его силе, как в этот момент. Именно тогда я почувствовал, что отдал бы, что угодно, за один только взгляд сквозь его электрические глаза, один-единственный, хотя бы самый беглый, потому что тогда я бы научился это понимать.

Паренек был в хорошем настроении. В те дни он жаловался, что когда включаются крупные станции, они работают слишком громко, и у него случаются головокружения, если только он не защищен своим экраном, и еще он жаловался, что электрические разряды оглушают его, словно очень громкий звук, «только они ярче». Я знал, что это так, я-то видел, как мальчик болезненно дергается, если где-то в отдалении разразится гроза. Я обнаружил вдруг, что без причин сержусь на него за то, что ему открыт новый мир, а он не способен им со мной поделиться.

И вот именно тогда он нарушил молчание и отвлек меня от нелепых мыслей. Он поднял руку и указал вверх.

— Что там такое, доктор?

Я взглянул в усеянное звездами иссиня-черное небо.

— Космос,— сказал я.— Пустота. Или почти пустота. А в ней плывут маленькие солнца, а вокруг них — планеты.

— Угу. Мистер Поли нам это в школе объяснял. Но он нам ничего не сказал о том, что там такое творится.

— Творится?

— Угу. Творится. Он сказал, что там — миры, и некоторые, может быть, вроде нашего, но ни словечка о существах, которые там живут и что они поделывают.

— Так он и не мог. Видишь ли, мы ничего не знаем наверняка. Некоторые считают, что там, где позволяют условия, могут развиваться какие-то формы жизни. Но остальные — большинство — думают, что это ерунда.

— Они чокнутые.

— Кто именно?

— Те, которые в это не верят.

Я взглянул на него. Голова его была запрокинута, и лицо смутно белело в звездном свете. Я с трудом заставил свой голос звучать как обычно, когда спросил:

— Почему? — И стал ждать ответа.

— Как это почему? Потому что если там нет парней, вроде нас, которые все это проделывают, так кто же это?

С мгновение я не осмеливался говорить. Горький опыт научил меня, что если я продемонстрирую свое нетерпение, он замкнется в себе. Юного Тэда нельзя было тащить за уши, а только осторожно направлять.

— А это не может быть Бог, а? — с надеждой предположил он.

Я сказал, что едва ли.

— И что же это? Голоса? — добавил я, как бы вежливо интересуясь.

— Нет. Это похоже... Похоже на цвета и ноты.

— Музыка?

— Нет. И вообще это не вроде чего-то такого обычного. Я бы узнал, если бы это оказалось что-то знакомое, даже если бы оно было так же далеко, как и эти штуки.

Как обычно, потребовалось некоторое время, чтобы понять его объяснения. Но наконец у меня создалось впечатление, что происходит все это где-то на пределе его экстрасенсорного восприятия. Как невозможно видеть звезды при дневном свете, так и он только тогда мог ощущать эти сигналы, когда мощные земные радиостанции не работали. Он говорил, что различает три тона. Какие такие три тона? Нечто, не являющееся ни звуком, ни цветом, и приходили эти сигналы в особой последовательности. Тэд настаивал, что она не может быть случайной, и все же они не повторялись в точности. Они были слабыми и отдаленными. Он знал и ничуть не сомневался, что они что-то означают, и все-таки не мог объяснить, что именно.

— Ну, словно какой-то тип. не по-нашему болтает,— пытался описать он.— И знаешь, что это имеет смысл, но непонятно какой. Вроде этого, только иначе,— добавил он честно.

Я был сбит с толку. Одно время я думал, а не имеет ли Тэд в виду, что кто-то сигнализирует трехтоновым кодом типа точек и тире азбуки Морзе. Затем — что это система связи, которую не в состоянии осмыслить его разум, подобно тому, как мы не в состоянии осмыслить способы общения насекомых.

Но в одном я был уверен, когда шел домой. Здесь открывались возможности, которых я и не ожидал. Мало того, все мои прежние открытия, которые казались такими важными, стали восприниматься как пустяки. Контакт, а возможно, когда-нибудь — и постоянная связь с другими мирами!

Глава 6

Дар веков

Я обдумывал это весь следующий день. Я чувствовал, что теперь один неверный ход может иметь ужасные последствия. Но главным результатом было то, что мое прежнее убеждение становилось все тверже, и все отчетливей воспринималось как необходимость. Юный Тэд должен получить хорошее образование — лучшее, которое ему способны обеспечить. Проблема расшифровки этих сигналов, если это вообще возможно, явно окажется нелегкой. Если опять воспользоваться метафорой, он находился в положении человека, который слышит точки и тире, догадывается, что они несут информацию, но никогда не слыхал о Морзе и понятия не имеет, на каком это языке. Наверно, Тэду придется столкнуться и с проблемой посерьезнее: возможно, за сигналами стоит совершенно не похожий на наш, непостижимый тип разума. Подобные задачи, несомненно, потребуют всего незаурядного интеллекта и всеобъемлющих знаний. Здесь требовался ум, готовый к кропотливой научной работе, восприимчивый, трудолюбивый и целеустремленный.