Симагин - Вячеслав Михайлович Рыбаков

— Ты ведь никуда сегодня не уедешь, да? — с испугом вспомнила она и крепче ухватилась за его плечи. — Ведь уже поздно ехать, ничего не ходит!

— Не уеду.

— Я так и поняла, — она всхлипнула и улыбнулась, — что ты хитрый. Весь вечер не шел, чтобы приехать уже в поздноту и нельзя было обратно идти. Чтобы я сама тебе предложила остаться. Я предлагаю, Андрей. Я прошу. Я умоляю. Оставайся, пожалуйста. На сколько хочешь.

— Ася… подожди, я ведь главное-то сказать никак не успеваю. Завтра вы встретитесь с Антошкой.

Она даже плакать перестала; слезы сразу высохли. Она шмыгнула носом.

— Что?

— Завтра вы встретитесь с Антошкой.

— Где?

— Еще не знаю. Не знаю точно. Но точно, что завтра.

— Он что? В городе уже?!

— Да… или где-то рядом. Рядом.

— Тебе утром надо будет еще куда-то позвонить, чтобы все точно узнать, да?

— Да. — Она услышала, что он опять улыбнулся. — Да, позвонить.

— Андрей, — у нее вдруг новая ледышка кристаллизовалась и жесткими гранями вспухла в груди. — Стой… почему ты так странно сказал: вы встретитесь? А ты?

— А мне можно? — спросил он. — Ты же ему запретила…

Она легонечко ударила его кулаком.

— Ну ты дурак совсем, — у нее опять навернулись слезы. — Да? Дурак совсем?

— Наверное, — сказал он. — Ася, на самом-то деле я не уверен, что смогу. Просто не знаю. Выяснится утром.

— Опять какие-то сложности?

— Не исключено.

— Скрытный. Хитрый и скрытный Андрюшка. Ты мне когда-нибудь расскажешь, в чем там дело было, или так и будешь туман напускать до конца дней моих?

— Думаю, что когда-нибудь расскажу.

— С собой мне надо будет что-то собрать? Еда, одежда…

— Нет.

— Точно?

— Точно.

— Странно… что и где, ты не знаешь, но знаешь, что ничего собирать не надо.

— Да, звучит странно, но это факт.

— А вставать рано?

— Когда проснешься.

— Так мне что, и на работу не ходить?

— Думаю, нет. Какая уж тут работа.

— А ты, значит, на свою собираешься.

Он помолчал, а потом ответил, и она опять услышала его улыбку:

— А мне с моей не отпроситься.

Некоторое время они молчали. Не хотелось говорить. Было темно и безмятежно, Ася прижималась к нему, вцеплялась, приклеивалась, врастала… а он бережно — стараясь, наверное, не помять ей прическу; он такие вещи всегда понимал с не свойственной мужчине чуткостью, и иногда ей это даже не нравилось, хотелось порой, чтобы он был погрубее — гладил, как заведенный, ее волосы; потом, словно стесняясь или еще не веря, что ему это можно, что ему все можно, провел медлительной ласковой ладонью по ее плечу, по спине. Ее пробрала дрожь — уже не от слез.

— Как давно я тебя не чувствовал, — тихо сказал он. — Рука вспоминает.

— Прости меня, Андрюша, — опять сказала она.

— О том, кто из нас виноват, я тебе тоже когда-нибудь расскажу, — глухо проговорил он, и она почувствовала виском, как у него напряглись и опали желваки. — Но одно могу сказать сейчас: не смей просить у меня прощения. Ты не виновата ни в чем.

— Да ты знаешь ли, о чем говоришь? Да я…

— Все знаю, все знаю, Асенька, все знаю… столько всего знаю…

И опять они молчали минут, наверное, пять. Потом Ася спохватилась все-таки. Она была, помимо прочего хозяйка — а мужчина пришел так поздно; и наверняка ему негде было даже перекусить.

— Пойдем, я кормить тебя буду, — тихо попросила она.

— А ты?

Она вспомнила, что тоже не ужинала. Есть не хотелось совершенно. Хотелось стоять вот так, прильнув. Только ноги не держали.

— И я чего-нибудь перехвачу… Только сначала потеки ликвидирую. Разревелась же…

— Вот ерунда какая, — услышала она улыбку.

— Нет, не ерунда! Не ерунда! Думаешь, мне легко? Я и так на сколько лет состарилась! Ты вон как был, так и остался, прям Вечный Жид какой-то. А мне что делать? Я же тебе нравиться хочу. Не по старой памяти, а вживую, чтоб ты просто хотел меня!

Она осеклась. Раскаленная кровь хлестнула по щекам изнутри так, что они чуть не лопнули; чуть глаза не вылетели, как пробки. Грубо, как ты грубо! Совсем шалавой стала, Аська! Ой, грубо! Ты же с Симагиным!

— Я хочу тебя, — негромко ответил он. Она обмерла, потом ее снова заколотило.

— Все в твоей власти, — сказала она почти шепотом. — Можешь делать со мной что угодно, в любой последовательности. Ужин, потом я. Я, потом ужин.

— Трудный был сегодня день, — сказал он, чуть поразмыслив. — Я ужасно вымотался. Очень хочется прилечь.

— Пойдем, — сразу сказала она. — Отдыхай. Я… — засмеялась тихонько и удовлетворенно, — я свежие простыни постелила, наволочки, всё… Только давай никакой свет не будем зажигать, даже свечи, хорошо?

— Почему?

— Я стесняюсь… — беспомощно призналась она. — Столько лет прошло, Андрюша, я… Ты помнишь меня ту?

Он только усмехнулся.

— Вот представь. И все. Давай так сегодня.

— Хорошо, Асенька. Хорошо.

И не увидел, как я для него оделась, мельком сообразила она. Жалко. Он бы одобрил. Ну ничего. Не в последний раз. Не в последний раз. Не в последний раз. Она твердила это, будто заклинание — так, как до этого уже почти двое суток твердила: Антон жив, Антон жив… Не в последний раз. Сдергивая покрывало, потом одеяло откидывая… Не в последний раз. Неловкими стремительными извивами, как из куколки бабочка, выдергиваясь из облегающего платья… Не в последний раз. Казалось, она в первый раз — но не в последний раз! — раздевается для мужчины с тех давних пор, как Симагин перестал быть рядом. Ничего не было. Вообще ничего. Жизни не было.

И так страшно не понравиться ему…

— Ася. Асенька моя. Ты нежная. Добрая. Самая нежная и самая добрая…

— Нет… Нет, Андрей.

— Самая красивая. Самая ласковая. Самая чуткая и самая чистая.

— Нет. Ради Бога, не требуй так много, я не могу.

— Ты лучше всех. Ты умница. Ты светлячок в ночи.

— Господи, Андрюшенька, ну что ты… Родной мой, не надо…

— Ты мое солнце.

— Ну зачем это опять, зачем? Нет!

— Ты моя земля. Ты мой воздух.

Она захлебывалась. Дыхания не хватало, и уже почти не было слов — только клекот в гортани и рвущийся стон.

— Ну что же ты делаешь?! Милый мой, родненький, любимый, не говори так, прости, я не смогу! Прости! Андрюша, ну правда! Ну отодрал бы бабу попросту! А это не под силу! Не требуй так! Я не смогу! Я боюсь! Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ ТЕБЯ ПРЕДАВАТЬ!!!

— Ты звезды. Ты деревья. Ты ветер.

Она закричала, забилась под ним, царапая ему