Ольга Елисеева - Дерианур - море света

"Ага, -- хмыкнул фаворит. - Доигрались! Мы ждем Мессию. Машиах пришел..."

Головы несколько мгновений переваривали сказанное - все-таки это были лишь электрические игрушки и ждать от них быстроты реакции не приходилось а потом затараторили.

-- Мужчина, - сказал Вилим, с вызовом глядя на свою соседку.

-- Женщина! - Взвизгнула Мария Гамильтон.

-- Мужчина! - Повысил голос Монс.

-- А я говорю, женщина. - Гамильтон сверкнула выцветшими глазами.

-- Петр! - Взвыл любимчик императрицы.

-- Екатерина, - поджала губы фаворитка царя.

"О чем они? - Мучительно соображал Шувалов. - Может, у них мозги испортились? Болтают о своих временах. Тогда так и было. Сначала Петр. Потом Екатерина".

-- Петр!

-- Екатерина!

-- Мужчина!

-- Женщина! - Доносилось из колб.

Все собравшиеся стояли в замешательстве. Страх, а с ним и торжественность момента пропали.

"Чертова рухлядь! - Думал Шувалов. - Если они и раньше так предсказывали будущее, то не удивительно, что у нас чехарда на престоле..."

-- Мужчина!

-- Женщина! - Разорялись головы.

-- Шлюха!

-- Неуч!

-- Тихо!!! - В голос закричал на них Роман Воронцов. У него первого не выдержали нервы. - Отвечайте, а то вышвырнем из колб.

Головы захлебнулись и обиженно уставились на него.

-- Сначала Мужчина, потом Женщина, - презрительно процедил Монс.

-- Согласна, - пискнула Гамильтон. - Мужчина недолго. Женщина до конца века.

-- Согласен, - кивнул Вилим, и оба замолчали.

Свет погас.

Иван Иванович долго шарил по крыше в поисках пентакля. Но ни его, ни салфетки с письменами не было. Последнюю мог унести ветер. Что же касается металлического предмета, Шувалов решил, что он вернулся к своему прежнему хозяину. "Хорошо, что в следующий раз, когда придется вопрошать о судьбе престола, к Брюсу поеду уже не я. - с облегчением думал фаворит. - Смерть дает некоторые преимущества... И все же, о какой женщине так спорили головы?"

"Сорвалась с полонеза в присядку", -- думала графиня Брюс, спускаясь по желтой мраморной лестнице Летнего дворца. Ей хотелось выйти в сад и проветриться. Прасковья Александровна считала себя виновницей случившегося. Нет, ей и в голову не приходило, что Като может надолго связаться с этой гвардейской сволочью. Она хотела просто развлечь подругу. Только и всего!

В начале осени часто собирались к обеду у великого князя. Возле Царского Села были разбиты лагеря. Однажды в громадной зеленой палатке Петр Федорович закатил трапезу на 40 персон. Завесы у входа не опускали. Его высочество и голштинские генералы сильно курили. Порывы ветра выносили клубы сизого дыма вон.

"Где он берет такой мерзкий дешевый табак?" - думала Прасковья Александровна, у которой сразу же разболелась голова. Разговор шел по-немецки, и она часто теряла нить беседы.

-- Я с трудом понимаю, о чем речь, - шепнула ей графиня Нарышкина.

-- Терпите, душенька. - Брюс сделала над собой усилие и улыбнулась. К счастью, вы достаточно хорошенькая, чтобы позволить себе ничего не смыслить.

-- Говорят, у него даже генералы из прусских сапожников, хорошо, если из унтер-офицеров, - тихо заметила Нарышкина, бросив неприязненный взгляд на наследника.

-- Кто говорит?

Графиня побледнела.

-- О, нет. Вы напрасно так подумали. Лева никогда не мог бы сказать такого. Я слышала это от...

"Глупая гусыня. Научилась бы хоть язык держать за зубами, - вздохнула Брюс. - Болтает где попало, а потом спохватывается, что с ее мужем могут поступить круто. Да и поделом, будет знать, чего при жене брякать".

-- Что-то я не вижу за столом великой княгини, -- сказала графиня, чтоб переменить тему разговора. - Да и Понятовский какой-то хмурый, ничего не ест. Вы не находите?

-- Ой, что вы, -- зашептала Нарышкина. - К счастью для себя, вы опоздали и не видели этой стыдобищи. Ее высочество выбежала в слезах.

-- А что такое? - Встревожилась Брюсс.

-- Его высочество уже в начале обеда были весьма хороши и провозгласили тост за графиню Елизавету. Великая княгиня не стала пить. Тогда он потребовал, чтоб она пила здоровье его любовницы. Ее высочество, конечно, отказалась и хотела уйти...

-- Какой ужас! - Вырвалось у Брюс.

-- Слушайте дальше. Он догнал ее схватил за руку, подтащил к Понятовскому...

-- Боже мой!

-- Да, да. А потом при всех, вы понимаете? При всех сказал, будто не уверен, что браки действительно совершаются на небесах, что намерен исправить оплошность Господа и дарит свою жену тому, кто ей милее, а себе он давно выбрал кампанию!

-- Что же вы мне раньше не сказали? - Прасковья Александровна встала. - У ее высочества такое чувствительное сердце. Боюсь как бы она чего над собой не сделала.

-- Бог с вами графиня, - перекрестилась Нарышкина.

Брюсс громко объявила, что она ненадолго покинет кампанию.

-- А что, пунш тяжеловат? - Под гогот солдатни с другого конца стола осведомился великий князь.

Прасковья Александровна метнула на него короткий взгляд своих холодных, оливково-зеленых глаз и вышла.

-- Убила! Совсем убила! - Застонал Петр Федорович. - Возвращайтесь, сударыня! Нам без вас скучно!

Графиня проигнорировала последнее замечание цесаревича и выплыла из шатра. Она нашла Екатерину в ее покоях на втором этаже. Из открытого окна, выходившего на луг с шатрами, доносились бессвязные пьяные выкрики. "Два часа дня, а он уже набрался, как извозчик!" -- с отвращением подумала Прасковья Александровна о наследнике.

Полная добродушная камер-фрау попыталась не пропустить Брюс, но та властно отстранила Шкурину и быстро прошла туда, где за китайской ширмой слышались громкие всхлипывания.

-- Парас! - великая княгиня протянула к ней руки и вскинула заплаканное лицо. - Он.. Он молчал... Ты не знаешь... Меня при нем... А он молчал... Ненавижу...

Прасковья Александровна протянула Като стакан и поддержала ей голову.

-- Пей, пей скорее.

Великая княгиня набрала в рот воды, но не смогла ее проглотить. Слезы текли по ее красному распухшему лицу, все тело сотрясалось.

- Сердца никак не унять. - Екатерина схватила руку Прасковьи Александровны и прижала ее к груди. Брюс с ужасом ощутила резкие точки под своей ладонью, словно пойманная птичка билась о прутья клетки. - Нет сил. На что? Зачем? - Като захлебнулась. - Ужо ему! - Она погрозила невидимому врагу маленьким красным от натуги кулачком.

Брюс обняла великую княгиню и, тихо покачиваясь из стороны в сторону, стала баюкать ее.

-- А-а-а-а, все будет хорошо, все пройдет... - ее узкая, изящная ладонь путалась в темных, растрепанных волосах Като.

Баю, баюшки, баю,

Колотушек надаю!

Колотушек ровно пять,

Будешь ночью крепко спать!

Великая княгиня успокоилась. Она стала дышать ровнее, и на ее измятом, разом подурневшем лице застыла стоячая, как болото, тоска.