Журнал «Если» - 2007 № 07

— И не двинулся с места, — мрачно кивнул Веденеев. — И на помощь не позвал. И никому не сообщил.

— И кто это был, по-вашему?

— Думаете, я Шерлок Холмс? Откуда мне знать? Могу сказать только, что человек был в зимних ботинках, размер сорок второй или сорок первый. Ботинки импортные, на подошве фирменный знак, но какой — непонятно, след успел расплыться…

— Половина поселка ходит в импортных ботинках, — заметил я. — Вот и у меня тоже…

Я осекся и осторожно посмотрел на Веденеева.

— И у вас тоже, — повторил он. — Так почему вы не хотите мне рассказать о своих последних встречах с Парицким?

— Господи, с чего вы взяли? — воскликнул я. — Какое отношение наши разговоры могут иметь к тому, что…

Я замолчал. Не было смысла говорить с Веденеевым о вещах, в которых он ничего не понимал, и в лучшем случае интерпретировал бы наши с Олегом Николаевичем беседы как пустопорожнюю болтовню двух съехавших с катушек научных работников…

— Отчего же вы замолчали, Петр Романович? — вежливо спросил участковый и зачем-то придвинул к себе стопку исписанных бумаг, а сверху положил авторучку.

— Мы о науке с ним говорили, — пояснил я. — Точнее — о теории чисел. Еще точнее — о распределении простых чисел на бесконечной числовой оси.

— Наука меня не интересует, — отмахнулся Веденеев. — Не понимаю, как вообще можно столько времени говорить о каких-то числах, ну да ладно. Но ведь не только о науке! Вот я и прошу вас вспомнить… Может, имя Аси как-то в разговоре упоминалось?

Вот он куда клонил, оказывается. Мог быть Парицкий знаком с девушкой? Мог завлечь ее на пруд под каким-то предлогом? Зачем? Неужели Веденееву пришла в голову нелепая мысль, что Олег Николаевич сам столкнул Асю в полынью — хотел избавиться? — а потом в нем заговорила совесть, он бросился спасать и…

Чушь какая-то. И при чем здесь тогда таинственный незнакомец, стоявший на берегу неизвестно в какое время и видевший… или не видевший…

— Имя Аси, — сказал я, — в разговоре между мной и Олегом Николаевичем упоминалось дважды.

— Ну-ну! И что говорили? Когда?

— В первый раз, — припомнил я, — это было в начале осени, в сентябре, кажется. Мы обсуждали тему тихого коллапса… есть такая проблема в астрофизике, я ею как-то занимался и думал, что Олег Николаевич поможет мне справиться кое с какими математическими трудностями…

— При чем здесь… — перебил меня Веденеев.

— Вот и я говорю, что ни при чем. У нас кончился сахар, а я не пью без сахара, привычка… В общем, мы пошли в магазин, от дома Олега Николаевича это в двух кварталах. И около магазина встретили Асю. Я тогда о ней не знал ничего, девушка показалась мне странной, и Олег Николаевич видел, как я на нее посмотрел. «Это Ася, — сказал он, — странный у нее взгляд, верно?» «Странный», — согласился я. Видите ли, она шла по улице, но смотрела не перед собой, а куда-то внутрь, если вы понимаете, что я хочу сказать. Она вряд ли видела, куда идет, и могла натолкнуться на столб или попасть под машину, переходя дорогу. Я так и сказал Олегу Николаевичу, а он мне объяснил, кто такая Ася, и что дорогу она знает лучше, чем кто бы то ни было, может и с закрытыми глазами… Зрение ей, мол, нужно не для того, чтобы смотреть по сторонам, а чтобы видеть то, чего не видит никто другой. Честно говоря, меня удивил такой, я бы сказал, мистический взгляд совершенно не романтичного человека, и я спросил… А Олег Николаевич ответил, что мистикой никогда не увлекался, а вот в интуицию верит, потому что именно интуиция помогает ему в решении таких задач из теории чисел… Потом наш разговор опять перешел в область, вам совершенно неинтересную. Я хочу сказать, что об Асе мы больше не говорили. Купили сахар, вернулись домой…

— Понятно, — перебил меня Веденеев. — А второй раз? Вы сказали, что было два случая.

— Второй… Это уже зимой, да. Я даже число могу назвать — седьмое января. Было Рождество, народ праздновал. Вы сами помните, как… Олег Николаевич пришел ко мне часов в шесть вечера, говорили мы о… кажется, о том, что слава Хокинга несколько преувеличена, в последнее время он говорит вещи вполне банальные, но каждое его слово все равно ценится на вес золота.

— Хокинг — это физик, который сидит в коляске и говорит при помощи синтезатора? — проявил свою осведомленность Михаил Алексеевич.

— Вот-вот, — пробормотал я. — Только это все о нем и знают. Будто для науки данное обстоятельство имеет хоть какое-то значение… Неважно.

— Вот именно, — согласился Веденеев. — При чем здесь Ася?

— Да, Ася… Стемнело, погода была хорошая, ясно, морозно, мы вышли подышать воздухом и посмотреть на звезды. Почему-то Олегу Николаевичу захотелось, чтобы я показал ему созвездия. Не Орион или Большую Медведицу, а малоизвестные — Дракона, скажем, или Кассиопею. Мы вышли на улицу, но там уже зажгли фонари, и небо было тусклым, я не смог различить даже Андромеду. Мы направились в сторону леса и по дороге встретили Асю. Она медленно шла…

— Из леса? — быстро спросил Веденеев.

— Нет, почему… Со стороны станции, по-моему. А может, просто прогуливалась вдоль крайних улиц. Понятия не имею. Шла и смотрела в небо — как и мы. Мы чуть не столкнулись… «Здравствуй, Ася», — сказал Олег Николаевич, и, помню, я удивился, мне казалось, что они не знакомы. То есть он-то знал, кто она, а девушка — вряд ли. Она, кстати, ничего не ответила и продолжала идти, задрав голову. Прошла мимо нас, и Олег Николаевич сказал, глядя ей вслед… Что же… Вот: «Это она на Орион смотрит?» Вопрос был ко мне, я пригляделся и ответил: «Нет, скорее, в сторону Пегаса, видите — немного искривленный квадрат?» «Интересно, — сказал Олег Николаевич, — что она различает в этих знаках? Что для нее звезды? Неужели то же самое, что для меня числа?» Я спросил, что он имеет в виду. «Вы не понимаете? — удивился Олег Николаевич. — Она же не знает… Развитие у нее, как у трехлетней… Что понимает, о чем думает трехлетний ребенок, глядя на звезды? Что это дырочки в небе? А взрослая девушка, у которой организм уже настроен на другое, а мозг тот же… что видит она? Для нее это уже знаки. Символы. Может, она хочет их прочесть»…

Я замолчал, потому что окончание того разговора начисто испарилось из памяти. Я точно помнил слова Парицкого о символах, а потом…

— И что же дальше? — подтолкнул меня Веденеев, окончательно сбив с мысли.

— Не помню, — сказал я с раздражением. — Потом мы, кажется, опять перешли к проблеме тихого коллапса. Больше я Асю не видел… до того дня.

— А Парицкий?

— Откуда мне знать? Так что вы все-таки хотите узнать, Михаил Алексеевич? — спросил я, решив поставить наконец точки над «i». — Вы думаете, что они оба не случайно оказались позавчера на пруду? Договорились? И что тот человек на холме был я? Вы на это намекаете?