Юрий Петухов - Чудовище - 2

- Только цыц! - предупредил Гурыня, когда они все забрались внутрь.

- А она не взорвется? - спросил Лопоухий Дюк.

- Цыц, я сказал!

Гурыня дернул на себя палку с набалдашником. И машина поехала быстрее, наткнулась на обломки стены, но перевалила через них, сильно накренившись влево.

- Щя, разберемся! - зло проговорил Гурыня. И нажал еще одну кнопку.

Машина взяла правее. Стала набирать ход.

- Во, падла! Не, вы просекли! Во ведь, падла!!! - в восторге кричал Гурыня.

Их стало сильно качать. Машина перла, не разбирая дороги. И прежде, чем Гурыня сообразулл заглянуть в висящие перед ним окуляры и рассмотреть хоть что-то толком, машину вдруг резко дернуло... и она, заваливаясь носом вперед, полетела куда-то. Падение было недолгим, его даже не успели почувствовать. Зато удар оказался резким и настолько чувствительным, что все четверо заорали в голос. А тщедушный Плешак Громбыла тут же потерял сознание.

Гурыня сперва отшиб до невозможности зад при падении, а потом так стукнулся головой о бронированную переборку, что в глазах у нега заплясали желтые и зеленые карлики. Он сильно прикусил свой узенький словно жало язычок. И теперь сидел и тонюсенько скулил.

Лопоухий Дюк пересчитывал ребра. Но он не знал, сколько их всего должно было быть, и потому затея его была обречена на провал. Ему сильно окорябало ухо о переборки. Но он терпел.

- У-у, падла! - наконец ожил Гурыня.

- Каюк! - трубно провозгласил Скорпион Бага.

Он дернул завалившегося на спину Громбылу за лапку. Тот пришел в себя.

- Где мы?

- Щя разберемся! - заверил Гурыня.

Он приподнял захлопнувшуюся крышку люка. Высунул голову наружу.

- Темно, падла!

Гурыня вылез полностью, потирая отбитую задницу и беспрестанно ругаясь. На всякий случай он сжимал левым обрубком железяку. Но стрелять, похоже, было не в кого. Он посидел немного на броне. Потом наощупь спустился вниз, придерживаясь за траки гусеницы. Почва под ногами была твердой. Гурыня даже притопнул слегка. Нагнулся, постучал костяшками, железякой. Гул эхом разнесся вокруг и уплыл куда-то далеко-далеко. Под ногами была никакая не почва, это был железный пол.

- Чего там? - поинтересовался из машины Скорпион.

- Труба! - ответил Гурыня.

Туристы недолго пробыли на пустыре. Они подобрали трупы своих, погрузили их в машины и улетели.

Пак рассчитывал, что они будут изучать местность, выискивать следы, приглядываться, принюхиваться, стараться как-то восстановить картину ночного побоища. Но все оказалось значительно проще. Напоследок туристы сбросили на пустырь пару бочонков с зажигательной смесью - очистили огнем оскверненное место.

Смесь прогорела, почти ничего не изменив на пустыре. Да и чему там было меняться. Другое дело, поселок. Когда Пак возвращался, он еле отыскал дорогу, так неузнаваема стала местность.

Неудачный сегодня выпал денек. Одно дело, что ожил! А может, и не стоило оживать-то, для чего?! Нервы у Пака начинали не выдерживать. Он с силой пнул по какой-то деревяшке, валявшейся посреди замусоренной дороги. И отшиб ногу - деревяшка оказалась не деревяшкой, а запыленной железкой. Дальше он шел, прихрамывая, припадая на ногу, будто неистребимый и несгибаемый инвалид Хреноредьев, которому все было нипочем.

За ним увязался было трехлапый пес с длинным, волочащимся по земле крысиным хвостом. Но Пак рыкнул на него, погрозил клешней, и пес отбился. Наверняка, он остался без хозяев и тосковал, не находил себе места. Только Паку было сейчас не до телячьих нежностей.

Дважды приходилось прятаться за кустами - нарывался на группки туристов, обходящих окраинные дома. Туристы не заходили ни во дворы, ни в сами хибары. Но если кто-то попадался им на глаза, они поступали очень просто - поднимали свои металлические трубки и нажимали на спусковые крючки. Паку их поведение было совершенно непонятно. Он не видел в нем никакой логики. Зачем же гробить всех подряд, что за смысл такой?! Нет, видимо, существовали на белом свете вещи, не допустимые его уму.

К лачуге Эды Огрызины он подобрался к вечеру, когда начинало темнеть. Первым делом заглянул в хлев. Буба Чокнутый мирно посапывал посреди выродков. Да и немудрено, он устал за этот суматошный день. Выродки не спали. Они все так же тряслись, разевали пасти, рты, клювы, просто дыры посреди голов или туловищ - жрать просили. Ну чем им мог помочь Пак Хитрец? Он и сам был голоден. Правда, на раздачу идти боялся. По его соображениям, именно там должны были устроить засаду туристы - ведь куда первым делом попрутся посельчане? Конечно, к раздаче, за своей миской баланды! Да еще к краникам, за глотком пойла! Вот там-то им всем и каюк! Так думал Пак. Но уверенности в его мыслях не было.

- Эй, кто там? - подал голос из подпола Хреноредьев.

Пак не ответил. Он рыл за кустами яму. Надо было закопать трупы. Тащить их к отстойнику не было никаких сил. А от Бубы и инвалида сегодня помощи не дождешься, это точно.

- Я, едрена-матрена, кого спрашиваю?! - взъярился Хреноредьев.

Он не мог вылезти на своих деревяшках из подпола. И это его бесило.

- Да пошел ты! - отозвался Пак. - Помог бы лучше, чем орать, дурак чертов, избранник хренов!

- Чего?! Ты как мене обозвал, щенок?! На что намекаешь, едрит тя кочергой?!

Пак ответил спокойно и рассудительно:

- А я тебе поясню, Хреноредьев. Остолоп ты и хрен моржовый, потому тебе и кликуху такую дали, понял? Или разъяснить?!

Из подпола раздалось яростное сопенье и хрипы, перешедшие в вопль:

- Ах ты, гаденыш! Вот я щя вылезу, башку те отвинчу!

- Вылезай, вылезай! Копать поможешь.

Пак весь взмок от непривычной работы. Рыл он долго, а ямка получилась совсем небольшой. Он за ногу подтащил к ней Мочалкину-среднюю - места хватало лишь на нее одну.

Нет, так дело не пойдет, решил Пак, можно полжизни проковыряться с этими покойничками! Лучше спихнуть их всех в подпол, знатная получится братская могила! А сверху земелькой припорошить. Так он решил и сделать.

Но сначала сбегал на площадь. Собрал в мешок золу, оставшуюся то ли от папаньки, то ли от трибуны. Телогрейку, утратившую голубей мира, трогать не стал. Ну ее! Пускай валяечся!

Мешок он втиснул между посиневшим и потерявшим свою величавость Бегемотом Коко и Мочалкиной-старшей. Заглянул в подпол.

- Эй, вылазь давай! - сказал он Хреноредьеву. - А то я тебе сверху сотоварищей подкину, они те бока намнут!

- Не вылезу! - буркнул Хреноредьев.

- Считаю до четырех! - выдвинул ультиматум Пак.

- И что?

- Хрен через плечо! Раз!

- Я тя за оскорбления привлеку, едрена вошь!

- Два!

Хреноредьев сопел, кряхтел. Он бы и вылез, да не мог!

- Три!

- Умный больно! Научили их, едрена, считать на свою голову!