Андрей Лазарчук - Штурмфогель

Полхвоста действительно как-то посвежел за прошедший день и уже не производил впечатления забитого и заморенного голодом подростка. В глазах появилась еще робкая наглость, а в голосе – скандальные нотки. Впрочем, Штурмфогель надеялся, что сутки или двое этот стервец продержится без срывов.

Сопровождал Полхвоста один из сотрудников Эделя, спец по Средиземноморскому региону, полугрек-полутурок, крупный усатый мужчина с медленными уверенными движениями. Попав наверх сравнительно недавно, несколько лет назад, он очень быстро там освоился и знал многие тайные тропы. К сожалению, как абсолютное большинство недавно приобщенных, он не мог полноценно существовать на двух уровнях одновременно, поэтому здесь для него подготовили койку. И ни Салим, ни Полхвоста не могли перемещаться между своими телами, верхним и нижним, если тела были разнесены чуть больше, чем на десяток-другой километров. Это тоже было индивидуально для каждого: скажем, Нойману приходилось совмещать тела практически в одной точке (самое интересное, они как-то узнавали о том, что хозяин собирается перемещаться, и собирались-таки в нужный момент в нужном месте), а тот же Штурмфогель с некоторым напряжением, но мог найти себя наверху или внизу с дистанции в добрую тысячу километров…

Так что обоим разведчикам предстоял наверху полноценный путь обратно – со всеми возможными затяжками времени и вероятными опасностями.

– Салим, – пожимая ему на прощание руку, сказал Штурмфогель, – очень многое будет зависеть от быстроты. Назад – со страшной скоростью. Если вы вернетесь вечером, то… проси, что хочешь.

– Вечером не обещаю, штурмбаннфюрер, – честно сказал Салим. – Если очень повезет, то к ночи. А скорее уже ночью.

– И все-таки – попробуй что-нибудь придумать.

– Что тут придумаешь… Попробую.

– Если вернетесь ночью – тут же ко мне. В любой час. Я распоряжусь, чтобы пропустили.

Когда разведчики ушли, Салима после короткого судорожного припадка уложили на кровать, и теперь он как будто спал (глаза метались страшно под недосомкнутыми веками), а сразу поскучневший Полхвоста был спроважен Эделем учить уроки, – Штурмфогель подошел к Гуго.

– Ты, наверное, хочешь меня о чем-то спросить?

– Хочу. Какие результаты?

– У нас появилась возможность внедрить в группу Коэна своего человека.

– Что?! И ты так спокойно об этом говоришь?

– Могу сплясать. Или спеть. «Мы шли под грохот канонады!..»

– Тихо-тихо-тихо… не надо. Так. Подробности. Выкладывай.

– Брат Коэна, по прозвищу Рекс, вызвал из Лемберга кузину – видимо, в качестве личного порученца. Эйб ее ни разу в жизни не видел. Поэтому если мы чисто уберем Рекса, то…

– Я понял. Так. Молчи. Так. Это хороший план. Но еще лучше – не убирать, а захватить и побеседовать…

– Нет, я против. Гораздо больше риска. Малейшее подозрение – и наш человек гибнет.

– И все же я бы рискнул. Продумай и этот вариант. Вдруг?..

– Хорошо, я подавлю мозгом. Поговорю с Антоном. Он как раз прорабатывал варианты…

– Ты сейчас к нему?

– Да.

– Удачи…

Штурмфогель перелился в верхний мир, спустился из окна кабинета по веревочной лестнице и, не теряя времени, направился к причальной башне цеппелинов. До нее было десять – двенадцать минут неторопливой ходьбы.

Сейчас к башне были прицеплены три ослепительно белые сигары: две гигантские и одна поменьше. На открытой посадочной палубе стояли люди – несколько десятков. Оттуда открывался восхитительный вид…

Штурмфогель взял билет на Женеву по запасному паспорту (на имя коммерсанта Альфонса Перзике) и вошел в кабину лифта. Следом за мим шагнул молодой человек в форме пилота «Люфтганзы». Впрочем, почему «в форме»? Здесь он на самом деле – пилот…

Он молча достал из внутреннего кармана своего отутюженного голубого френча толстый черный конверт и подал его Штурмфогелю. Тот кивнул. Пилот вышел на служебной площадке, Штурмфогель поехал дальше.

Внизу этот молодой человек был сотрудником аппарата Мюллера… Штурмфогель три года назад помог ему подняться наверх и здесь исполнить свою давнюю мечту о полетах. Теперь он почти все время проводил в небе. Тому сознанию, которое осталось внизу, приходилось бороться с нудной головной болью, мизантропией и постоянным желанием с кем-нибудь за компанию застрелиться…

До отправления цеппелина было еще полчаса. Дул легкий южный ветер. Штурмфогель подошел к ограждению, оперся о перила и стал смотреть на город.

Вон – здание «Факела». Вон – Цирк. Родной ангар не виден за кронами высоких дубов. Зоопарк, веселое место… Бездна – глубокий обитаемый провал, этакий подземный город. Без провожатых туда лучше не соваться… И позади Бездны – высокий холм и призрачная крепость Абадон – все, что осталось от попытки девяти сумасшедших раввинов бросить вызов фюреру. На треть горизонта вправо – начинается Темный Замок, место со своими делами и законами; там правят древние Маги; там обитает фюрер. Темный Замок отсюда, с башни, похож на исполинский старинный броненосец, вкопанный в землю; по мере приближения (Штурмфогель знал это) картина будет меняться: наклонные стены сначала поднимутся вертикально, обрастут зубцами и башенками, нависнут над головой, потом, словно на фотобумаге, проявятся рвы И мосты – и вдруг в какой-то неуловимый момент стены сомкнутся за спиной…

Там все иначе, в этом Темном Замке. Внутри он необъятен. Во всех смыслах.

Штурмфогель еще постоял немного, пытаясь надышаться впрок первым весенним ветром, и пошел к трапу цеппелина.

В каюте он лег на легкую откидную койку, заказал стюарду две бутылки красного полусладкого вина и углубился в изучение досье сотрудников Спецотдела. Двести листков тонкой рисовой бумаги, мелкий шрифт… но качество печати отменное. На фотографиях даже различимы тонкие черты лиц.

Расстрелян… расстрелян… расстрелян… покончил с собой… расстрелян…

Что у русских здорово, подумал Штурмфогель, так это умение хранить тайны. Ведь так никто и не выяснил, что именно происходило у них в конце тридцатых. Да и не только в конце. А ведь происходило что-то космическое…

Ладно. Займемся этим, когда кончится война.

Смотри-ка: «Смерть в результате несчастного случая»… И что характерно – умер одним из последних, уже в сорок первом. Правда, уволен из кадров в конце тридцать девятого за критику советско-германского сотрудничества. Ух ты, а послужной список-то какой: Китай, Испания, Германия, США, Мексика… Да, и таких вот специалистов – в отстрел. Штурмфогель не сомневался, что «несчастный случай» ему устроили полуколлеги, «соседи» – так в «Факеле» называли разведку Шелленберга и гестапо. Наверное, и в Спецотделе существовал какой-то эвфемизм для НКВД и НКГБ…