Новый Разумный - Артемий Русов

Какими знаниями обладали! И позаботились, чтобы всё передать будущим поколениям, но какой-то идиот засунул эти фильмы в архив развлекательных телепередач…

Михаил смотрит на друга, подняв стакан, и, пока тот переводит дух, предлагает выпить. Вновь спиртное обжигает горло.

– А знаешь, – задумчиво говорит Грин, с негромким стуком ставя пустой стакан, – мне всегда было интересно: зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем всё это им? Ну спасли человечество от уничтожения в последней войне, ну дали экологически чистые технологии. Начали эпоху Нового Возрождения. Человек встал наконец на верный путь – на дорогу добра, взаимопонимания, благодетели… Почему, достигнув результата, не ушли, не оставили нас?.. А ведь у них тоже наверняка семьи, жены с детьми… там, – Грин поднимает глаза к потолку. – Или у богов одна печаль – заботиться о тварях земных?..

– Гм, я совсем недавно размышлял на эту тему, но тебе не понравятся мои мысли.

– Говори, – произносит Грин, ухмыльнувшись и сцепив пальцы за головой. – Я для того и пришел, чтобы поспорить со старым другом. Соскучился…

– Допустим, они прибыли из космоса. – Михаил смотрит на стакан, осторожно двигает его по столику. – Летели они сто или тысячу лет – неважно. Так вот, увидели людей, таких же гуманоидов, как сами, но менее разумных… – Он поднимает взгляд на друга. Тот не изменил позы, внимательно слушает, наклонив голову. – Младших братьев по разуму, так будет вернее. Единственных существ, похожих на них во всей Вселенной. Разве можно бросить таких на произвол судьбы?

– Тем не менее это не мешает им бездействовать сейчас, после кризиса, когда братья по разуму вымирают от вируса Сарса и демографической катастрофы!

Михаил молчит, глупо улыбаясь, берет бутылку и в очередной раз наполняет стаканы. Гость машет рукой, когда его стакан оказывается наполовину полон.

– Мне еще домой возвращаться, – с улыбкой произносит он, затем торжественно добавляет: – За заигравшихся богов!..

Раздается приглушенный вопль, похожий на плач младенца. Сначала мужчины не обращают внимания, собираются выпить, но вопль повторяется.

– Что такое? – спрашивает Грин, обернувшись на лестницу, откуда, как ему показалось, исходил звук.

– Не знаю, – говорит Михаил, побледнев, и начинает лихорадочно водить свободной рукой по столику.

Но музыка не успевает включиться – из подвала доносится явный детский плач.

– Да что у тебя там происходит?! – Гость уже по-настоящему встревожен. Он встает и, чуть пошатнувшись, делает шаг в сторону лестницы, но Михаил хватает его за запястье.

– Ничего особенного! – тараторит он, часто моргая, соскакивает с места и преграждает Грину путь. – Это мыши…

– Мыши?! – вскрикивает Грин, рассвирепев от понимания того, что его нагло и откровенно обманывают. Ясность мысли резко возвращается к нему, будто весь алкоголь испарился из организма.

Гость с силой отодвигает Михаила и быстрым шагом подходит к подвальной двери. Хозяин семенит следом, крича что-то, оправдываясь, потея. Грин дергает за ручку, открывает дверь. Михаил хватается за голову: Мария… не заперла!

– Дэн, послушай, дружище…

– Где тут у тебя свет? – спрашивает тот, раздраженно шлепая по стене ладонью – старая краска сыплется на лестницу.

Вновь раздается громкий вскрик младенца – и резко прерывается, будто ему заткнули рот. Слышатся чьи-то голоса. Грин бросает попытки найти выключатель, начинает спускаться, опираясь о стену.

– Пожалуйста, Дэн… – говорит Михаил, задыхаясь.

– Что «пожалуйста»?! – кричит Грин, спустившись. – Где они?! Да включи ты наконец свет, черт возьми!

Под потолком, немного помигав, загорается лампочка. Взгляд мужчин упирается в запертую дверь впереди.

– Мы же друзья… Помнишь, в бар ходили? В молодости? А? – Михаил, облокотясь на раковину, держится за сердце.

– Открой дверь, – говорит Грин, сурово смотря на бледного старика.

– А в боулинг? Помнишь?..

Грин с усилием дергает ручку, затем ударяет плечом. За дверью кто-то коротко взвизгивает.

– Полиция! – кричит он. – Немедленно откройте!

– Дэн, прошу тебя…

Тот вынимает из кобуры пистолет, целится в замок.

– Нет! – вскрикивает хозяин, вскинув руки. – Там… там вирус!

Грин краем глаза смотрит на него, нерешительно замирает. Затем раздается хлопок, и на месте ручки появляется обугленное отверстие.

Полицейский вышибает дверь ногой. Вновь слышится женский визг.

– Маска!.. – кричит Михаил, тянется одной рукой и, не в силах сделать шаг, падает на колени.

Грин видит белый тамбур, на стенах которого в двух стеклянных шкафах развешаны медицинские халаты и респираторы. За прозрачной дверью – большое светлое помещение, переделанное под операционную. Посередине акушерская кровать, рядом какие-то приборы, на столе блестят металлические инструменты.

– Вы не понимаете, – раздается чуть приглушенный женский голос. – Ребенок не выживет в этой среде, ему нужен присмотр врачей…

– Я не уйду без него! – истерично кричит другая женщина.

– Отдайте! Немедленно! – звучит мужской голос.

Полицейский находит на стене кнопку, жмет. С потолка льется вода. Он берет один из респираторов, прикладывает к лицу и вышибает дверь в операционную.

– Стоять! Полиция! – Грин пытается перекричать женский визг, но голос приглушен из-за маски.

Полицейский целится то в одного, то в другого. Перед ним – жена Михаила, в медицинском халате и респираторе, какая-то худая женщина с диким взглядом, кутающаяся в махровое одеяло, и хмурый долговязый мужчина в пиджаке и выглаженных брюках. Гости – с незакрытыми, усталыми лицами, пытаются спинами заслонить что-то… прозрачную коробку на колесиках, в которой…

– Ни с места! – орет полицейский на сделавшего шаг вперед мужчину. Тот замирает, ссутулившись и чуть приподняв руки.

Грин быстро смахивает струящуюся по лбу воду, шарит на поясе, не сводя взгляда с задержанных. Наконец скользкой рукой хватает наушник, вставляет в ухо.

– Оператор! Наряд сюда, немедленно! Нет, спецнаряд! Угроза заражения! – четко говорит полицейский, уверенный, что координаты его местоположения уже отобразились на экране в участке.

– Дэн, – начинает Мария, поправив респиратор, – я могу всё объяснить…

– На пол! – орет Грин, тыча пистолетом. – Немедленно! Руки за голову! Ноги расставить!

Задержанные падают, и он замечает в прозрачной коробке младенца. Лежит на спинке, шевелит ручками и ножками, кричит, весь красный от натуги, но из-за непроницаемых стенок ничего не слышно. Младенец. Живой младенец. Господи…

* * *

Ночная улица освещена желтым светом фонарей, сделанных под старину: круглый плафон на длинном тонком столбе. По дороге, проложенной когда-то для колесного транспорта, хлещет дождь. Тротуары пусты. Частные дома вдоль улицы, двух- и трехэтажные, – роскошь, которую можно позволить себе только здесь, у реки, на границе. У каждого есть собственный дворик, огороженный двухметровым забором. Калитки многих открыты – здесь не боятся воров. Нередки и те дома, в которых уже давно не живут. Эти опечатаны, полиция порой проверяет их.

Молния на миг озаряет гряды огромных небоскребов на противоположном берегу. Большинство из них пустует, как и весь центр города. Раньше здесь жило около пяти миллионов, теперь же