Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 1

— Тимка спать пошел, — зажмурив глаза, лениво бормотал Вадим. — Любит он это занятие, и снится ему Стеша, а не Жорка.

— Послушайте, Вадим. Хоть на пять минут можете вы Кучи некого позабыть?

— Постараюсь.

Лида спрятала руки в рукава и поежилась.

— Прохладно. Не знаю, как быть. — Очень странная история… Но если я попрошу, вы никому не скажете?

— Даже Тимке?

— Да.

Вадим нерешительно ответил, что это ему трудно, от Тимки он ничего не скрывает, но если Лида требует, значит так нужно.

Лида передала Багрецову разговор с Машей, свои наблюдения и наконец спросила — могла ли Нюра интересоваться техническим дневником или она действительно искала в нем что-либо похожее на интимные записки?

Запустив пальцы в свою курчавую шевелюру, Вадим молчал. Вряд ли Нюра осмелилась рыться в чужих тетрадях; но ведь Маша это не выдумала.

— Кучинский! — Вадим решительно тряхнул головой и, заметив удивление Лиды, пояснил: — Нюру не могли интересовать лабораторные записи. А Жорку? Почему бы и нет?

— Ну, знаете ли! — Лида всплеснула руками и собралась уходить. — Ваша ненависть к Кучинскому заходит слишком далеко. Это нечестно. И на вашем месте я поостереглась бы от подобных обвинений.

— Почему на моем месте?

— Потому, что все знают, как вы к нему относитесь. Да если бы Кучинскому нужны были технические сведения, записанные в моей тетради, он получил бы их без тайные посредников. Чего проще обратиться к Павлу Ивановичу. Потом, не забудьте, химией он не занимается. Она его не интересует.

— Значит, интересует кого-то другого, — спокойно заметил Вадим. — Жорка на все способен. Я видел, как он вертелся у Нюры под окном. Серенады ей пел. А она и уши развесила.

— Вот так логика! Смешно назвать ее женской. Детская логика! Нюра влюблена в Павла Ивановича, а не в Кучинского. При чем же тут серенады?

Вадим подумал, что здесь есть какая-то связь. А вдруг у Жорки и Нюры нашлись общие интересы? Конечно, это лишь подозрения, неясные, беспочвенные, на них ничего не построишь, но и отмахнуться нельзя.

Лида резко поднялась и протянула ему руку.

— До завтра! Одумайтесь, Вадим. Сейчас я жалею, что проговорилась. Теперь вы совсем загрызете бедного Жору.

Крепко пожимая ей руку, Вадим подавил вздох.

— Лидочка, простите, но, может быть, вы никогда больше не протянете мне руки.

— Стоит ли на вас сердиться?

— Пока нет, но завтра вы меня будете избегать.

— Почему завтра?

Багрецов посмотрел на освещенные окна кабинета Курбатова.

— Я должен предупредить его, пока не поздно. Значит, кто-то серьезно интересуется здешними работами. Надо остерегаться. Сегодня им понадобилась ваша тетрадь, завтра — что-нибудь другое…

— Вы смешны, Багрецов. И мне вас жалко. Хотите оклеветать Кучинского? Но вы этого не сделаете, потому что я не хочу. Я вам доверилась и выдала чужую личную тайну.

— Нет, Лидочка. Она не может быть личной. Это серьезное дело.

— А вы подумали о Нюре? Ведь я знаю, что в записях у меня нет ничего секретного, а девочка может пострадать.

— Уверен, что Нюра почти не виновата. Ее обманули.

— Кучинский, конечно?

Вадим кивнул головой.

Лида круто повернулась и сказала зло:

— Идите. Торопитесь показать свою бдительность. Выслуживайтесь!

Ни минуты она не могла оставаться с ним рядом. Неужели он не понимает, что его поступок потянет за собой множество неприятностей? Хочет насолить Кучинскому, а пострадает Нюра. Нашел с кем бороться! Пострадает и она, Лида, нельзя оставлять тетрадь в общежитии. Павел Иванович сделает ей внушение. Кроме того, она навсегда потеряет доверие Маши и Нюры. Бедные девушки, как им приходится расплачиваться — одной за искренность, другой за любовь.

Лида ушла, а Багрецов, согнувшись, еще долго сидел на скамье. Он не раскаивался в своем решении и знал, что его ждет. Лида не простит. Девушкам тоже все будет известно — она постарается оправдаться и укажет на истинного виновника их бед. Поговорить бы с Тимкой, но Вадим не мог нарушить своего обещания.

Но далеко не все предвидел Багрецов.

Немного спустя он уже сидел в кабинете Курбатова и рассказывал:

— Поймите, Павел Иванович, что каких-нибудь конкретных данных против Кучинского у меня нет. Но я много думал эти дня. Он хотел завоевать доверие девушек, расписывал беспечность столичной жизни, говорил, что здесь им не место…

Свет лампы под абажуром падал на лицо Курбатова и делил его на две части. Вадим видел лишь сжатые губы и выпуклый подбородок. Нельзя было понять, как инженер воспринимает его нечеткую, сбивчивую речь.

— Они не так наивны, как вы думаете, — сказал Курбатов и поискал под газетами спички. — Не поверят.

— Жорка хитрый. Любым шантажом, наконец, подлостью добьется чего нужно, вспылил Вадим, чувствуя, как в нем разгорается гнев. — Он боится, что его не оставят в Москве. Юлит, подлизывается. Ради карьеры способен на все…

Вадим уже не мог удержаться. Слова, ранее облюбованные им, куда-то разлетелись, а вырывались другие — ненужные и пустые.

Говорил он, что знает Жорку давно, что в Москве живут они в одном доме, что Жорка попал под дурное влияние, а сейчас и сам источник заразы. Говорил необдуманно, высказывал подозрения, будто третий кусок зеркальной плиты наверняка подобрал Жорка, так как больше некому.

Павел Иванович торопливо закурил и знаком остановил Вадима.

— Мне думается, вы пришли сюда из лучших побуждений. Завтра я вызову Мингалеву и спрошу о тетради. Но при чем тут Кучинский? Не знаю, что вы с ним не поделили, меня это не касается. Но ваши взаимоотношения мешают работе. И если так будет продолжаться, придется вас откомандировать в Москву.

Вадим широко раскрыл рот, будто задохнувшись:

— А Кучинский останется?

— Несомненно. В отношении вас он ведет себя вполне достойно. А вы над ним издеваетесь даже в лаборатории. Место, прямо скажу, неподходящее для сведения личных счетов.

Лицо Вадима налилось кровью.

— Не могу я хорошо к нему относиться. — Багрецов неосторожно повернулся, уронил со стола вазочку с карандашами. — Простите, сейчас подберу. — И, ползая по ковру, говорил хрипло: — Не могу улыбаться ему, руку жать, когда знаю, что он за тип. А еще комсомольский билет в кармане!

— Вот и докажите, что Кучинский его недостоин. На то есть комсомольская организация. Поговорите с товарищами.

Вадим собрал карандаши и поставил вазочку на стол.

— Особых преступлений за ним не числится.

— А вам хочется их найти? — Курбатов ткнул недокуренную папиросу в пепельницу. — Стараетесь, но неумно. Человек был за сотни километров отсюда, а вы подозреваете, будто в это время он раскалывал плиты. Мингалева брала тетрадь, а виноват тот же Кучинский. Все это дурно пахнет, молодой человек.