Огненная принцесса - Эдмонд Мур Гамильтон

лабораторном полу, с подобным большим диском, прикрепленным к потолку на восемь футов непосредственно над первым диском, выше. Эти два диска были связаны с массой странных генераторов, катушек и выключателей. На диске, на полу лежала куча странной голубой глины или почвы, несколько дюймов высотой. Казалось странным, что Адамс покинул лабораторию, оставив все в таком беспорядке, но посещение его комнат раскрыло факт, что такой же хаос царил повсюду. Это было бегство, выбор труса, который он сделал, решили мы, и странное послание, которое он оставил президенту, не изменило нашего мнения.

Тот краткий документ казался запиской сумасшедшего. Он гласил:

Я покидаю университет и мое положение в мире людей по причинам, которые должны быть довольно ясными всем. Сделав одно из самых больших открытий, когда-либо сделанным человеком, я стал мишенью насмешек и пасквилей. Мир так называемой «науки» потребовал, чтобы я или отрекся от своей теории, или представил доказательство. Я не могу отречься от того, что я точно знаю. Но я могу представить и представлю доказательство, доказательство, которое даже этот неосведомленный и недоверчивый мир будет вынужден принять; доказательство, которое потрясет этот мир самодовольных кретинов!

После того как мы прочитали текст удивительного послания, у нас сложилось впечатление об Адамсе как о хвастливом ничтожестве, обманувшем самого себя и позорно бежавшем. Мнение это не было нигде заявлено официально, но быстро стало общепринятым, а на теорию Адамса стали смотреть как на лженаучное шарлатанство. Ни один из нас не знал, куда Адамс, возможно, отправился, и не один из нас, за исключением Роулинза, не интересовался этим вопросом. Непостижимый аппарат Адамса убрали, другой человек занял его место на кафедре, и через несколько недель все было тихим и безмятежным, как перед публикацией сумасшедшей теории Адамса.

Но вот, через месяц после загадочного бегства Адамса, Роулинз пришел ко мне вечером первого июня, сильно озабоченный чем-то, судя его лицу и манере поведения. Он принял близко к сердцу, больше чем любой из нас, всю историю с исчезновением Адамса, но своими мыслями ни с кем не делился. Этим вечером, как бы то ни было, после того как мы выкурили по паре трубок, он внезапно обратился ко мне с вопросом:

— Харкер, вы не задумывались над тем, куда отправился Адамс?

Я дернулся от неожиданности.

— Да ведь он уехал так неожиданно. Предполагаю, что он просто сбежал.

— Он уехал неожиданно, да, — согласился Роулинз. — Но куда? Все его имущество здесь. Никто вообще не видел, что он вышел из лаборатории, и хотя я навел справки, никто не получал известий о нем с той ночи.

Я был поражен.

— Но он, должно быть, уехал куда-нибудь, — промямлил я. — Что вы хотите сказать, Роулинз?

Мой компаньон на миг замолчал.

— Харкер, — наконец вновь заговорил он. — Я знал Адамса как себя и могу сказать: он не мог сбежать! Он работал днем и ночью, проводя эксперименты, работая, чтобы получить положительное доказательство своей теории, фактически доказать существование взаимосвязанного мира, перемещая вещество из мира в мир. И если его эксперименты были удачны, а я полагаю, что они были удачны, тогда он, возможно, просто поставил эксперимент на себе и переместил себя в тот взаимосвязанный мир.

— О господи, Роулинз! — воскликнул я. — Вы верите этому? Полагаете, что он был прав относительно взаимосвязанного мира, и вместо того, чтобы уехать той ночью, переместился в тот мир?

Он кивнул.

— Именно. Он вошел в лабораторию той ночью, Харкер, но никто никогда не видел, что он оставил ее. И если он оставил ее, то, должно быть, воспользовался тем большим аппаратом с диском, что он построил. Он переместил себя в мир, обратный нашему. Я изучил этот аппарат, и я теперь твердо знаю, что он был построен с этой целью, так как он проектирует от верхнего диска луч, подобный радиоактивным лучам, какими имел обыкновение ломать атомы Резерфорд. Луч, который останавливает движение электронов в любом веществе на нижнем диске и полностью изменяет направление их движения, заставляя их вращаться в противоположном направлении и в то же самое время полностью изменяя направление движения других электронов, другой электронной системы, перемещая вещество на диске во взаимосвязанный мир, а соответствующее ему в том мире вещество — в этот. Вы помните массу странной голубой глины, найденной на диске? Что если в обратном мире эта глина соответствует телу Адамса?

— Это кажется возможным! — воскликнул я, пораженный идеей. — И все же все это является слишком странным. Почему он захотел отправиться в тот мир, даже если мог? Почему бы не собрать критиков и не показать им перемещение, какого нибудь предмета для доказательства?

Роулинз покачал головой.

— Он был странным человеком, Харкер, мономаньяком до некоторой степени, как я думаю. Ему было мало признания его правоты, он жаждал мести. Я думаю, он отправился в тот взаимосвязанный мир исполненный гнева, он пошел туда, чтобы найти средство наказать наш мир, оказавшийся недостойным его гения. И я думаю, что вот доказательство того, что у него получилось, а наш мир ожидает неведомый Ужас!

Он достал из кармана несколько вырезок из газет и вручил их мне.

— Это появилось в «Нью-Йорке», около двух недель назад. Интересно, увидите ли вы то, что увидел я.

Я взял заметку. Она была не больше чем несколько дюймов в длину, очевидно краткая телеграмма.

Парамарибо, голландская Гвиана, 26 мая. Чиновники почтового офиса сообщают, что интенсивное волнение охватило несколько племен аборигенов. Туземцы утверждают, что небольшой холм, лежащий на расстоянии в несколько миль от их главной деревни, внезапно исчез несколько ночей назад. На виду у всей деревни, без землетрясения или волнения любого вида, он заменился круглым участком синеватой почвы. Интенсивная паника пронеслась по всем соседним племенам в результате этой истории.

Считается, что основа этого рассказа — оползень или землетрясение, преувеличенные дикарским суеверием, хотя никакие такие беспорядки не были замечены здесь ранее.

Я недоумевающе поднял взгляд на Роулинза.

— Не вижу никакой связи, — сказал я.

— Я тоже, сначала не увидел. Но прочитайте дальше.

Второй обрывок газеты, который он вручил мне, был несколько более длинным, чем первый, датировался несколькими днями спустя и был, очевидно, написан в шутливой манере неким юмористом-репортером. Заголовок гласил:

ПРАВДИВЫЙ БАРОН, КОТОРОГО ПЕРЕПЛЮНУЛИ МОРЯКИ С СУХОГРУЗА «ЧЕРОКИ»

Нью-Йорк, 29 мая. Лавры Барона Мюнхгаузена как Рассказчика Самых Правдивых Историй по праву переходят ныне к Роберту Симмсу и Э. Райли, первому помощнику и радиооператору с сухогруза Чероки», который прибыл сюда из Гамбурга вчера утром.

Эти два отчаянных морехода клянутся в правдивости своей истории, хотя их