Журнал «Если» - «Если», 2012 № 06

Мы стали подниматься по высоким вырубленным в скале ступеням к воротам монастыря. За оградой грелись на солнце вьючные животные. На их боках можно было разглядеть зеленые пятна лишайников. Пилигримы-женщины очищали их с помощью жестких маслянистых листьев, которые они несли сюда от подножия горы. По мере движения их смуглых обнаженных рук шерсть быстро приобретала естественный красно-коричневый цвет. Животные время от времени издавали протяжные гортанные крики — невозможно было понять, нравится ли им процедура. Мужчины, собравшись у небольших костерков, ели и пили, распевали религиозные гимны, такие же гортанные и протяжные, используя в качестве резонатора всю верхнюю половину тела и ритмично ударяя кулаками по груди и животу. Такие звуки даже в разреженном горном воздухе разносились на многие километры.

В монастыре запах гнили стал еще сильнее. Мне пришлось пару раз приложиться к кислородной маске. Мы вошли в большой зал со стенами из молочно-белого фосфоресцирующего минерала. Монах жестом предложил нам занять места на низких деревянных скамьях.

Сладкий чай, которым нас угостили, пах горными цветами и перебивал зловоние. Воздух здесь был плотнее, чем снаружи. Возможно, монахи пользовались силовыми полями, чтобы создать более комфортные условия для постоянных обитателей монастыря. И все же я не мог отделаться от странной фантазии, что мы оказались в кишечнике какого-то огромного существа, которое без труда измельчит нас и переварит. Казалось, что по сверкающим стенам время от времени пробегает дрожь — так зверь передергивается, если его кусают насекомые. Когда тихий молитвенный шепот на мгновение смолк, мы услышали чье-то тяжелое дыхание за занавесями.

Принесли еду в деревянных чашках, похожих на крышки черепов. К сушеному мясу, напоминавшему с виду кусочки коры, а на вкус — орехи в меду, подавался соус — белый, соленый и с горьковатым послевкусием. Я узнал его сразу: это было легендарное Монастырское Молоко — секретная смесь, которую монахи разливали для пилигримов в маленькие фляжки. Его использовали как лекарство от всех болезней и универсальный стимулятор. Когда-то приготовлением Монастырского Молока занимались тысячи монахов, но сейчас во всем монастыре жили не больше сотни человек.

Некоторые полагали, что Молоко содержит наркотические вещества, которые умиротворяют картезиан и способствуют стабильности общества, но исследования фармакологов это не подтвердили.

Я взглянул на капитана. Он ел с отменным аппетитом и не раздумывал над тайнами Картезиса. После того как чаши опустели, пришло время аудиенции у Кешры. В нос нам снова ударил гнилостный запах, и мне опять пришлось воспользоваться кислородной маской.

Тут в зале зазвенели цимбалы и загудели рога. Занавеси раздвинулись. Монахи провели нас в следующее помещение: высокий зал, святая святых храма. Там, на некоем подобии кафедры католических соборов полулежало странное создание — такого я до сих пор не видел даже в ночных кошмарах. Темная до черноты кожа, длинные руки, облик, совершенно отличающийся как от людей, так и от аборигенов. Казалось, кожу картезианки натянули на чужой скелет, принадлежащий гораздо более крупному существу. Некоторые полагали, что Кешра — потомок расы инопланетян, посетивших Картезис в незапамятные времена. Но я знал, что при рождении она была обычным ребенком — дочерью бедных родителей с побережья Мелкого моря близ Сент-Назара. Там ее нашли монахи и забрали в монастырь, где она и превратилась в то, что мы видели сейчас — Возрожденную Богиню.

Кешра взглянула на меня так, словно слышала мои мысли. Это не был непроницаемо-спокойный и равнодушный взгляд картезианина. Ее глаза были оком чуждого существа, но в них отражалось такое понятное людям выражение боли и страдания.

Капитан снял свою треуголку и, приложив ее к груди, поклонился. Затем он поднял чемодан-сейф на высокий столик, стоящий перед кафедрой, и открыл его. Ожерелье сверкнуло синевой в огнях масляных ламп.

— От имени людей нашего мира и от имени Флота я умоляю Ваше Святейшество простить нам этот ужасный кощунственный проступок. Я знаю, что он чудовищный, но мы приложили все усилия, чтобы вернуть вам похищенное Ожерелье.

Я перевел его слова. Монахи зашептались.

Богиня наклонилась, протянула со своего ложа длинную многосуставчатую руку, взяла Ожерелье, покатала камни между скрюченными, похожими на клешни краба пальцами, попробовала их языком, понюхала… и уронила Ожерелье на пол так, словно оно ничего не стоило.

Голоса монахов стали громче, в них звучала тревога. Послушники забегали, отчаянно жестикулируя. Я разобрал слово, которое можно было перевести как «несвятое». Что оно означало? Возможно, ювелиры допустили ошибку, соединяя камни между собой? Или повредили камни? В таком случае это могло иметь фатальные последствия. Не только для людей в Аркахоне, но и для всей планеты.

Я посмотрел на капитана. Он шагнул назад, побледнел, на лбу выступили капли пота. Похоже, такая реакция на его дар оказалась для него неожиданностью.

Богиня откинулась назад и закрыла лицо руками. Монахи теперь говорили гневно, почти кричали. Сам воздух сгустился в зале.

— Что происходит? — шепотом спросил капитан. — О чем они спорят? Ну, не молчите, говорите же!

— Камни… — прошептал я в ответ. — Кажется, они чем-то недовольны.

— Но этого не может быть! Мы использовали самые современные методы и были предельно точны!

Монахи с гневными возгласами окружили нас и вытеснили из зала, а затем и из помещения монастыря.

Старшина педальеров был определенно потрясен, увидев, что аудиенция закончилась так быстро. Его команда заворчала, но, повинуясь приказу, полезла в корзины. Монахи и присоединившиеся к ним пилигримы буквально вытолкали нас на посадочную террасу. Я ощущал на своей спине удары кулаков — не сильные, но не оставляющие сомнений в том, что нас здесь не желают больше видеть. Женщины-пилигримы истошно кричали. Обычное равнодушие покинуло картезиан. Его место заняли страх и гнев.

— Пора убираться отсюда! — крикнул я капитану, не решаясь перевести проклятия и угрозы, которые летели нам вслед.

— А то я сам не знаю! — сердито ответил он.

Это было бесславное отступление. Последние метры мы бежали. Я старался следовать за капитаном, а удары так и сыпались нам на спины.

— Взлетаем! — крикнул я старшине.

Он обрубил канаты и включил суспензорное поле, мгновенно поднявшее корабль над площадкой.

— Неблагодарные свиньи! — Капитан, красный от гнева, со злостью сплюнул вниз. — Дикие варвары! Носятся со своей ряженой богиней!