Кен Лю - Королевские милости

– Но хризантема благородный цветок, – возразил он, даже не пытаясь стряхнуть их.

– Ты прав: осенью хризантема цветет самой последней, бросая вызов зиме. У нее изысканный, ни с чем не сравнимый аромат. Если добавить лепестки хризантемы в чай, он пробуждает дух, а в любых букетах хризантема доминирует, но этот цветок не внушает любовь.

– Тебе не нравится аристократия?

– Я считаю, что истинное благородство проявляется иначе.

Куни кивнул.

– У вас, мисс Матиза, поистине широкий ум.

– О, лесть вам не идет, господин Гару, – со смехом сказала Джиа, однако тут же стала серьезной. – Расскажи лучше, кем ты себя видишь через десять лет.

– Понятия не имею. Жизнь – это эксперимент. Кто может заглядывать так далеко вперед? Я лишь пообещал себе делать самое интересное всякий раз, когда представится такая возможность. И если я смогу выполнить это обещание, то через десять лет не стану ни о чем жалеть.

– Но почему ты дал себе такое обещание?

– Как правило, делать то, что интересно, когда появляется шанс, порой страшновато: большинство не осмеливаются – например, не пытаются обманом пробраться на прием, куда их не приглашали, – но взгляни, насколько приятнее стала моя жизнь теперь, когда мне посчастливилось познакомиться с тобой.

– Самое интересное не всегда самое легкое, – сказала Джиа. – Человека могут ждать боль и страдания, разочарование и неудачи, и не только его, но и тех, кого он любит.

Куни сразу стал серьезным.

– Но если не пережить разочарований и боли, нельзя оценить добытое с трудом сокровище.

Джиа повернулась и положила руку ему на плечо.

– Я верю, что ты совершишь великие деяния.

Ее слова были ему как бальзам на душу, и он вдруг понял, что до встречи с Джиа ни одна женщина не становилась ему другом.

– В самом деле? – спросил он с усмешкой. – Откуда ты знаешь, что я тебя не обманываю?

– Я слишком умна, чтобы кому-то удалось меня обмануть, – без колебаний ответила Джиа, и они обнялись, не заботясь о том, что кто-то может их увидеть.

Куни чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. И пусть у него не было денег для достойного выкупа за невесту, он решил, что должен жениться на Джиа.

«Иногда самое интересное одновременно самое скучное», – сказал себе Куни и отправился к Кого в надежде получить работу в администрации Дзуди.

– Ты же ничего не умеешь, – сказал ему Кого, нахмурив брови.

Понимая, что друг действительно нуждается в помощи, Кого начал расспрашивать своих знакомых и вскоре обнаружил, что в департаменте принудительных работ требуется стражник для присмотра за новобранцами и мелкими преступниками, приговоренными к каторжным работам: несколько дней их держали в камерах, пока не набирался отряд нужной численности, после чего отправляли на работы. Иногда стражнику приходилось сопровождать новобранцев и заключенных во время таких путешествий. Складывалось впечатление, что с подобной работой справилась бы дрессированная обезьяна с палкой. Даже Куни не мог ничего испортить.

– Никогда прежде не думал, что буду таким образом служить императору, – сказал Куни, вспомнив о чиновнике, благодаря которому познакомился с Джиа, и подумав, что надо бы хорошо угостить коллегу, чтобы между ними не осталось обид. – Но я не собираюсь заниматься сбором подобных «налогов» – ну если только речь не пойдет о богачах.

– Если не станешь транжирить, все будет в порядке, – сказал Кого. – Платят они вполне прилично.

Настолько, что у Куни появилась возможность получить у ростовщиков под залог заработка сумму, необходимую для выкупа невесты.

Гило Матиза ничего не понимал. Как мог Куни Гару, разгильдяй с сомнительными перспективами, без денег, без недвижимости, а до недавних пор и без работы – даже собственная семья выгнала его из дому, – любитель общества женщин легкого поведения и вообще повеса, заинтересовать его дочь? Почему ей не могла угодить ни одна сваха, а на предложение этого молодого человека согласилась?

«Мне он интересен», – заявила Джиа отцу, и все – больше никаких объяснений. Ничто не могло ее разубедить. Если Джиа принимала какое-то решение, то готова была идти до конца. Тогда Гило сказал, что хочет побеседовать с будущим зятем.

– Понимаю, у меня не самая лучшая репутация, – смиренно признался Куни, сидя в позе «мипа рари» и глядя на кончик собственного носа. – Но, как сказал когда-то проницательный Ларусен, «мир пьян – лишь я один трезв; мир спит – не сплю лишь я один».

Гило был удивлен, поскольку совершенно не ожидал услышать цитату из классики Кокру от невежды.

– Но какое отношение это имеет к тебе?

– Поэт говорил о неожиданно снизошедшей на него ясности после долгой жизни в сомнениях. До тех пор пока не встретил Джиа и вас, я не понимал смысла поэмы. Изменившийся человек стоит десяти других, добродетельных с рождения, потому что знает вкус искушения, а потому будет прилагать все силы, чтобы не сойти с правильного пути.

Гило смягчился. Конечно, хотелось бы, чтобы Джиа удачно вышла замуж – за богатого местного купца или государственного чиновника с хорошими перспективами в правительстве, – но Куни поразил его своим интеллектом и почтительностью, а это дорогого стоило. Быть может, слухи о нем слишком уж преувеличены?

Гило Матиза вздохнул… и принял предложение Куни Гару.

– Я вижу, ты решил поделиться с моим отцом своей трактовкой стихотворения Ларусена. Что же, впечатляет: когда я в первый раз тебя услышала, то почти поверила.

– Как говорят в деревнях, «вой, когда увидишь волка, и чеши в затылке, когда перед тобой обезьяна».

– И сколько еще у тебя таких поговорок?

– Хватит на каждый день нашей с тобой жизни.

Брат и отец снова стали принимать Куни в своих домах, поверив, что блудный сын наконец взялся за ум.

Нарэ Гару была так счастлива, что обняла Джиа и, заливая слезами ее платье, все повторяла:

– Ты спасла моего сына!

Джиа краснела и смущенно улыбалась, но не отстранялась.

Свадьба получилась шикарной – за все заплатил Гило, – и о ней еще долго говорили в Дзуди. И хотя он отказался обеспечивать молодой паре роскошную жизнь («Раз уж ты сама его выбрала, то и жить должна на то, что он зарабатывает»), приданое Джиа позволило им купить небольшой домик, и Куни больше не приходилось прикидывать, как скоро истощится терпение друга, чтобы начать подыскивать себе новое место для ночлега.

По утрам он отправлялся на работу, где, сидя в кабинете, заполнял отчеты и каждый час проверял, не замышляют ли вялые заключенные какие-либо безобразия перед отправкой на работы в Великие туннели или Мавзолей. И очень скоро Куни начал эту работу ненавидеть, отчетливо понимая, что его несет по течению, о чем и говорил супруге.