Урсула Ле Гуин - Инженеры Кольца

Я поселился в мрачном и дорогом постоялом дворе, который приютился у подножья башен. Встал я на рассвете, после отвратительно проведенной ночи, заплатил грабителю-хозяину за постель, завтрак и туманные разъяснения относительно дороги и пешком отправился на поиски Отерхорда, древней крепости в окрестностях Рера. Заблудился я, пройдя первые же пятьдесят метров. Стараясь держать свой путь так, чтобы красные башни оставались у меня за спиной, а огромный белый массив Каргава был все время справа, я выбрался из города и двинулся в южном направлении, а встреченный мною по дороге деревенский ребенок сказал мне, где я должен свернуть к Отерхорду. Добрался я туда в полдень. Точнее, куда-то я в полдень добрался, но не знал, куда именно. Вообще-то, это был лес, но лес, ухоженный более старательно, чем большинство лесов в этой стране заботливых лесников и лесоводов. Тропинка вела к склону холма прямо между деревьями. Через минуту я заметил справа от тропинки бревенчатую хижину, и тут же неподалеку, но дальше от тропинки слева — большой деревянный дом, и до меня долетел аппетитный запах жареной рыбы.

Я замедлил шаги, потому что не знал, как последователи ханддары относятся к туристам. Вообще-то, честно говоря, я знал о них очень мало. Ханддара — это религия без учреждений, без священников, без иерархии, без догматов. Я так до сих пор и не знаю, есть ли в ней Бог. Она неуловима и всегда кажется чем-нибудь иным. Единственным ее материальным проявлением являются крепости, в которых можно укрыться на одну ночь или на всю жизнь. Я бы не гнался за этим странно неосязаемым культом по его труднодоступным святилищам, если бы не интриговал меня вопрос, на который не нашли ответ и разведчики. Кто такие прорицатели и что они, собственно, делают?

Я находился в Кархиде уже гораздо дольше, чем разведчики, и сильно сомневался в том, что россказни о прорицателях и их пророчествах содержат в себе долю истины. Легенды о пророчествах существуют во всех обитаемых мирах, населенных людьми. Вещают боги, вещают духи, вещают компьютеры. Многозначительность и неопределенность предсказания, а также статистическая вероятность делают возможной веру, а вера позволяет закрыть глаза на некоторые неточности. Но, несмотря на эти рассуждения, легенды стоили того, чтобы их изучить повнимательнее. Пока что мне не удалось убедить ни одного кархидца в существовании телепатии. Они не хотели верить, пока сами этого не «увидят», — совершенно так же, как и я в отношении прорицателя.

По мере дальнейшего моего продвижения по тропинке до меня дошло, что в лесу на склоне расположился целый городок, такой же хаотически застроенный, как и Pep, но тихий, спокойный, хорошо укрытый от посторонних глаз. Над всеми крышами и тропинками распростерли свои ветви хеммены — самые популярные и наиболее широко распространенные на планете хвойные деревья с толстыми светло-фиолетовыми иглами. Эти иглы устилали разветвляющиеся тропинки, ветер доносил запах пыльцы цветущих хемменов, и все дома были построены из их темной древесины. Я долго размышлял, в какие же двери мне постучаться, но в это время какой-то человек вышел навстречу мне из тени деревьев и доброжелательно обратился ко мне:

— Не ищешь ли ты убежища?

— Я пришел с вопросом к прорицателям. — Я решил, хотя бы поначалу, выдавать себя за кархидца. Как разведчику, мне это не составляло никакого труда, если это было мне необходимо. Среди многочисленных кархидских диалектов мой акцент не резал слух, а мои половые аномалии были скрыты толстыми слоями одежды. У меня не было буйной копны волос и слегка опущенных уголков глаз, как у типичных гетенцев, кроме того, я был выше и чернее, чем большинство из них, но эти отличия не выходили за рамки встречающихся отклонений. Щетина на моем лице была ликвидирована навсегда еще перед отлетом с Оллюла (нам тогда не было еще известно о «покрытых шерстью» племенах из Перунтера, волосяной покров у которых был не только на лице, но и на всем теле, как и у белокожих землян). Иногда у меня спрашивали, когда это я сломал себе нос. У меня нос плоский, тогда как у гетенцев носы тонкие и сильно выступающие, с длинными носовыми каналами, хорошо приспособленными для вдыхания холодного воздуха. Человек, который встретил меня на тропинке в Отерхорде, посмотрел на мой нос с умеренным любопытством и сказал:

— Об этом, наверное, ты хочешь поговорить с Ткачом? Он на той поляне, если не пошел с санями. А может, хочешь сначала поговорить с кем-нибудь из целибантов, давших обет безбрачия?

— Я и сам не знаю. Я очень невежествен… Молодой человек рассмеялся и поклонился мне.

— Это для меня большая честь! — сказал он. — Я живу здесь уже три года, но не скопил еще столько невежества, чтобы было о чем упоминать. — Он очень развеселился, но держал себя вежливо и сдержанно. Призвав на подмогу все случайные и разрозненные сведения об учении ханддары, я понял, что выставил себя бахвалом, совершенно так же, как если бы пришел к нему и заявил во всеуслышание, что я исключительно красив…

— Я только хотел сказать, что ничего не знаю о прорицателях…

— Это достойно зависти! — сказал молодой послушник. — Чтобы куда-нибудь дойти, необходимо запятнать чистый снег следами ног. Могу ли я указать тебе дорогу к поляне? Меня зовут Госс.

Это было имя.

— Генри, — сказал я, отказываясь от своего «л». Вслед за Госсом я вошел в холодную тень леса. Узкая тропинка петляла, часто меняя направление, то взбираясь на склон, то спускаясь вниз. Довольно часто около тропинки или глубже, в лесу, среди могучих стволов хемменов, стояли маленькие домики того же цвета, что и лес. Здесь все было красное и коричневое, влажное, неподвижное, пахнущее смолой и угрюмое. Из одного домика до нас доносился тихий и нежный щебет кархидской флейты. Госс шел в нескольких шагах передо мною легкой и быстрой походкой, полной какой-то девичьей прелести. Вдруг его белая рубаха как будто засветилась, и я вслед за ним вышел из полутьмы леса прямо в ослепительное солнечное сияние на широкой зеленой поляне.

В двадцати метрах от нас стояла какая-то фигура, прямая, неподвижная, четко выделяющаяся на фоне зелени. Ее красный хиеб и белая рубаха были как яркая эмалевая инкрустация на зеленом фоне высокой травы. В каких-нибудь ста метрах за ней стояла другая фигура, сине-белая. Эта вторая фигура ни разу не шелохнулась и не взглянула в нашу сторону за все время нашей беседы с той первой фигурой, человеком в красном хиебе. Они были полностью поглощены ханддарским таинством присутствия, которое является разновидностью транса (ханддарты, последователи ханддары, питающие пристрастие к отрицаниям, называют это состояние не-транс), ведущего к потере ощущения собственного «я» (или к обретению своего истинного «я»?) путем необычайного обострения всех чувств и сознания. Хоть техника эта представляет собой полную противоположность большинству мистических методов, она, несомненно, также является одной из мистических дисциплин, целью которой является постижение имманентной, внутренне присущей предметам и явлениям сущности, но классификация каких бы то ни было таинств ханддары лежит за пределами моих возможностей. Госс обратился к человеку в красном. Как только тот освободился от своей напряженной неподвижности, он посмотрел на нас и приблизился к нам неторопливыми шагами. Я почувствовал какой-то священный трепет. В свете яркого полуденного солнца от него исходило собственное сияние.