Елизавета Михайличенко - Большие безобразия маленького папы

— Хочу! — сказал Папа и схватил стакан. Но опрокинуть его не успел из-за сильного подзатыльника. Папа оскорбился:

— Что, родительские чувства, наконец, взыграли?

Сын был счастлив.

— В общем так, — сказал Слинько и стукнул пустым стаканом по полировке стола. — Гены в вас мои, и сейчас мы друг друга поймем.

— Хорошо, — жестко сказал Папа, — только игрушки и мороженое оставь своему законнорожденному.

Слинько вздохнул.

— Я только пристроился к кассе, а тут парочка волчат хотят меня отмести… Я предлагаю вам вместо пошлого домашнего уюта, о котором только и мечтают разные бичары, свободную и обеспеченную молодость: лучшая школа-интернат и карманные расходы в размере алиментов. По пять невыплаченных тысяч кладу каждому на сберкнижку. Если не согласитесь, вы мне не сыновья!

— По десять и на руки! — сказал Папа, входя в азарт.

— Я подумаю до вечера. Ждите меня здесь и никуда не уходите.

«Переиграл!» — понял Папа. Он рванулся за выходившим Слинько, но тот успел закрыть дверь перед Папиным носом и провернуть ключ. Папа обернулся, увидел в руке Сына полный стакан коньяка, влепил ему подзатыльник и, напрягшись, ждал, что будет — Сын был намного крепче. «Опять переиграл», пронеслось в голове. Сын захныкал:

— Я не хочу к новой маме. Какая мама может быть у такого папы, как этот. И в интернат не хочу! Сам иди в интернат! У меня дом есть.

— Хорошо, — сказал Папа ледяным тоном. — Завтра я отвезу тебя к маме.

Сын внимательно посмотрел на стиснутые губы Папы и виновато произнес:

— Ничего, папа. Мы вместе вернемся к маме. Она ведь у нас добрая. Она и такого тебя будет любить.

Папа представил всю семью на воскресной прогулке и содрогнулся.

— Папа, мне здесь надоело. Придумай, как нам убежать, — потребовал Сын.

Папа вспомнил про балкон и расправил плечи.

Уютно пристроившийся на плечах четырех кариатид балкон тянулся через приемную и соединял кабинеты директора и зама. Кабинет директора и приемная пустовали — начался обеденный перерыв. Обретенная свобода оказалась относительной — дверь из приемной была запертой. Петринский кабинет и каморка с телетайпом, наоборот, были открыты. Очевидно, Лидочка должна была вот-вот вернуться. Заработал телетайп. Папа оживился и подскочил к нему.

— Ой, смотри-ка, — сказал Сын. — Машинка сама печатает.

— Ага, — обрадовался Папа и прочитал: «Директору Занзибаровского филиала Петрину. Вам надлежит в недельный срок представить отчет по форме 6 по теме 812.223 за минувшее полугодие. В отчете дополнительно указать коэффициент использования научной аппаратуры. Криволапов».

— Хочешь сыграть в Папу и министерство?

Сын хотел. Папа лихо отбил: «Задолбали требованиями дурацких справок. Мешаете делать научные открытия. Стройноножкин».

Некоторое время телетайп задумчиво молчал, переваривая информацию. Наконец отстучал: «Непонятно. Подтвердите прием указания».

— Кто вы такие, чтобы мне указывать! — возмутился Папа.

«Оборудование создает интерьер с большим коэффициентом научности. Случаи ошибочного причаливания моторных и безмоторных водоплавающих средств сократились за истекший период вдвое, в связи с урбанизацией бывшего пляжа наукоемкой аппаратурой».

«Непонятно. Повторите».

«Колобок в бок!» — огрызнулся Папа.

— Теперь я! — потребовал Сын и напечатал: «Потопленный пиратами микроскоп сдох и микробов не видно». Телетайп отключился. Вскоре телефон запищал по-междугородному учащенно. Папа отодрал от рулона на телетайпе использованную бумагу.

— Я знаю, как отсюда убежать, — объявил Сын. — Надо связать простыни и спуститься с балкона.

— Не болтай ерунду, откуда здесь простыни.

— Берутся же они откуда-то в книжках, — уверенно сказал Сын. — Надо поискать.

— Простыни? «Простыни» здесь только бумажные. Так называют огромные такие таблицы. А там цифры, данные, результаты… Идея! Сейчас мы его самого замочим. Чтоб сирот не обижал.

Папа вернулся к телетайпу и, не включая аппарат, просто, как на печатной машинке, отстучал:

«Занзибаровский филиал. Прошу пригласить лично Слинько. Криволапов».

«Слинько у телетайпа».

«Где обещанные документальные доказательства фальсификации Петриным научных результатов?»

«Материалы готовы, жду оказии».

«Поторопитесь, коллегия в понедельник».

— А это что за игра? — спросил Сын.

За дверью послышался заразительный Лидочкин смех и беззаботный перестук каблучков. Злоумышленники юркнули в директорский кабинет. Увидев знаменитого петринского попугая. Сын пришел в восторг:

— Пещера людоеда! Настоящая. Да, Папа?

Папа затравленно озирался, ища куда спрятаться. «Опять переиграл!» пронеслось в мозгу. Пушок, в котором было его рыльце, могли вот-вот подпалить. В приемной послышался голос Петрина:

— Лидок, ну сколько можно повторять! Опять телетайп не заперт.

— Ой! А я запирала! Может, кто-то открыл?

— Это кто же? Ты думаешь, это просто для инструкции? Знаешь, какие бывают случаи?

— Ты что, мне не веришь? Да хоть Слинько. У него тоже ключ.

Только за третьей дверцей шкафа оказалось достаточно свободного пространства. Два первых отделения были плотно набиты документацией.

— Лезь! — приказал Папа.

Сын сострил попугаю рожу, гаркнул: «Занзибар!» и юркнул в шкаф.

— Как мягко! — сказал он оцепеневшему от страха Папе. — Садись на подушечку. Вот где есть простынь. И совсем даже не бумажная. Давно бы сбежали.

Петрин вбежал в кабинет:

— Ну какая сволочь подучила попугая! Да запирай же ты двери, когда уходишь!

— Я запирала…

— Насочиняли дурацких легенд! Теперь его хоть выкидывай. Повтори, что ты сказал, Гамаюн!

— Петя, Петя хор-р-роший, — подхалимски заворковал попугай и постучал по пустой кормушке.

— Умный, собака, — растаял Петрин. — Еще раз услышу это слово — отдам кошке.

Папе очень захотелось выкрикнуть: «Занзибар!» Справившись с собой, он на всякий случай поднес кулак к носу Сына. Тот вздохнул.

— Лидок! — крикнул Петрин. — Свяжи меня с Криволаповым по телетайпу.

Минуту спустя бледная Лидочка ворвалась в кабинет, сжимая в дрожащих руках криво оборванную Папину месть.

— Слинько! Предатель! Дерьмо! А сам-то!

— Успокойся, — сказал Петрин. — Опять телетайпограмма криво оторвана.

Лидочка швырнула в Петрина бумагу и зло заплакала.

— Криво?.. Зато тебе теперь голову ровно оторвут!

Петрин уткнулся в телетайпограмму. Сдавило сердце, он откинулся назад. Спинка кресла уперлась под левую лопатку. Петрин отчетливо ощутил торчащую из спины рукоятку кинжала. Слинько был проверенным товарищем по команде. Петрин чувствовал себя играющим тренером, с паса которого лучший игрок умышленно забил мяч в свои ворота. Что-то происходило с окружающими его людьми. Жена отказалась ехать в Занзибаровку, сын, Слинько… Послать бы все к черту. Да только что потом?..