Предсказание дельфинов - Вольф Вайтбрехт

флоту, займёт год-два, но это принесёт немедленный экономический эффект; люди увидят нашу работу, мы сможем добиться чего-то полезного Это прозвучало более раздражённо, чем он намеревался.

Сахаров перестал барабанить и посмотрел Семёну прямо в лицо.

- Вы же знаете, как и я, что Главное управление рыболовства после тщательного рассмотрения отклонило ваше предложение. А то, что мы сейчас делаем, по-вашему, бесполезно?

Он наклонился вперёд, выражение его лица стало добрым, почти отеческим. В глазах исчез насмешливый блеск; Он впился взглядом в Конькова, и его голос был тёплым, когда он продолжил: - Ох, Семён, ты не хочешь понять. Никто не спорит, что твои идеи были бы полезны для нашего рыболовства, если бы не новые, технически гораздо более простые методы, вроде эхолокации, ловли на свет и так далее, которые делают такое длительное дело, как разведение стаи дельфинов, несрочным, даже ненужным. Время наше быстротечно, и то, что сегодня передовое, завтра оказывается устаревшим — так уж устроено. Но то, что мы здесь исследуем, возможно, разрешит некоторые фундаментальные вопросы эволюционной теории для всего человечества, приведёт к новым, фундаментальным открытиям!

- Возможно, вы правы — признал Коньков. Он был не из тех, кто мог долго злиться, и, в сущности, восхищался Сахаровым как великим теоретиком. - Но когда же будет результат, что-то ощутимое, и какую пользу это принесёт? Вы мне этого не скажете, а ваш знаменитый американец и подавно!

Сахаров вспылил: - Не нравится, так подавайте заявление о переводе. Например, в Главное управление рыбного хозяйства на должность главного зоотехника; вас примут с распростёртыми объятиями. И что это за разговоры про знаменитого американца? Неужели вы не понимаете нашего времени? На профессора Уиллера действительно нечего жаловаться. Он у нас хорошо устроился и работает, как все. Я никогда не замечал у него особых запросов.

А вот вам, товарищ Коньков. Вам, товарищ Коньков, дела идут недостаточно быстро. Вам, как учёному, такое, как бы это сказать, примитивное отношение к научной работе – да, к науке – должно быть чуждо! Неужели я должен читать вам лекцию о важности фундаментальных исследований? Какой во всём этом смысл? У вас нервы не выдерживают такой напряжённой работы? Или вам просто интересно поскорее получить медаль и быть отмеченным в - Правде - как выдающемуся организатору дельфиньего вспомогательного флота для рыболовства? Но это будет… Так и быть. В нашем институте вы с ними не столкнётесь. Наука — это прежде всего трудолюбие и упорство, а не стихийная гениальность! Поэтому я повторяю своё предложение: если направление исследований вас не устраивает, переводитесь и делайте это побыстрее!

Коньков онемел. Сахаров никогда не говорил так резко и прямолинейно. Он был оскорблён.

Насмешливый голос Сахарова вырвал его из раздумий: - Итак, зам, вы хотите прекратить эксперименты только потому, что признание их ожидается только через несколько лет — или никогда? -

***

Установка эксперимента менялась несколько раз, но эксперименты продолжали терпеть неудачу.

Действительно, Зона молчала. Но это не делало загадку менее загадочной.

Уиллер повторил свои основные идеи в долгих дебатах: такого расточительства коры головного мозга и субталамуса не было больше нигде во всей зоологии. Следовательно, у этого должна быть цель, функция, смысл. Но какой?

Если дельфины – существа, которыми манипулировали, псевдолюди, то должен быть и ключ к зоне молчания. Как его найти?

Днями они просидели перед экраном, движимые скорее обязанностью точно выполнить программу, чем надеждой заставить зону молчания заговорить. Коньков, который сейчас дежурил в лаборатории один, разозлился из-за того, что экраны оставались пустыми, а кривые отображали только идеально прямые линии без малейших зазубрин, и ничего больше!

Он вздрогнул.

Разве по экрану Тойти не промелькнула крошечная искорка, тонче снежинки, быстрее самой быстрой мысли?

Коньков взял себя в руки и посмотрел на большую временную шкалу, свисающую с потолка посреди лаборатории. Неужели у него уже галлюцинации? Оба дельфина проводили своё - свободное время резвясь в одном бассейне.

Вот, опять!

Теперь он ясно это видел: маленькая, дрожащая точка света отделилась от левого края экрана, замерцала зигзагом и переместилась к правому краю изображения, прежде чем погаснуть, словно её задуло.

Экран Хойти, напротив, оставался тёмным.

Коньков протёр глаза. Он быстро проверил кабельные соединения устройств, до которых мог дотянуться. Нет, о неплотном контакте речи быть не могло. Только сейчас он вспомнил об этих изгибах. Почему он не подумал о них сразу! Конечно, если что-то действительно произошло, если он действительно видел искру, она должна была быть запечатлена на бумажной ленте – крошечная царапина, крошечный зигзаг, пусть даже самый крошечный.

Он вскочил и поспешно провёл по рукам широкой лентой с ровными линиями. Там, действительно, это выглядело как небольшая неровность; это действительно был изгиб, едва заметный над изолинией, но всё же заметный. Взгляд на отметку времени ещё раз подтвердил: он вбил время появления на экране в бортовой журнал электронных часов, и оно точно совпало со временем на кривой. Сомнений не оставалось: воображение его не обмануло!

Он позвал Уиллера и Сахарова в лабораторию по пейджеру. Три пары глаз выжидающе смотрели на флуоресцентный экран. Вот он снова появился, робко и дрожа, но появился. И словно движимая призрачной рукой, написанная кривая тоже слегка приподнялась, всего на миллиметр, а то и меньше, но приподнялась. Они связались по рации с Океанариумом.

Алексей Иванович Гнадин, дежурный лаборант, пожилой и очень добросовестный человек, не понимал, чего Сахаров от него хочет.

 - Что происходит?

- Ничего. Тойти играет на пляже, всё в порядке, ничего особенного

- Что она играет? -

- Она плавает у края бассейна, положив голову на бортик, играет с маленьким мальчиком. В конце концов, пришёл класс, сегодня же выходной — ответил Гнадин. - Тойти обожает маленьких мальчиков. Она даже позволяет им трогать и гладить себя.

- Вот, опять! - — возбуждённо воскликнул Коньков.

- Мальчик только что погладил Тойти? - — спросил Сахаров в микрофон. - Всё верно, Аркадий Петрович — ответил Гнадин. - Я ему разрешил,

мальчик так умолял И затем, почти с тревогой:

- Разве я не должен был разрешить, товарищ директор? Знаю, это не принято, но он такой славный мальчик, и учительница мне сказала… -

- Нет, всё хорошо, замечательно! - — отозвался Сахаров. - Немедленно пришлите ко мне мальчика и учительницу! -

Сахаров повернулся к остальным. - Кажется, в этом что-то есть.

Встреч с детьми в рамках нашей программы пока не было.

***

Маленький Коля, которому