Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

Менталы быстро, по команде подняли диппов. Паском, Фирэ и Тиамарто взяли под контроль сознание горных кошек. Сетен должен был остаться координировать действия второго уровня, как вдруг, проследив за спуском диппендеоре к откидному мосту через ров, заметил юркнувшего у них под ногами волка. Спина покрылась ледяным потом, сердце кольнуло полыхающей спицей.

— Проклятые силы! — сквозь стиснутые зубы прошипел экономист. — Даже этого она не смогла!..

Танрэй почуяла неладное еще тогда, когда закрыла двери за уходящими мужем и кулаптром Тиамарто. Спазматическая боль, что приходила и пропадала периодически, на протяжении последних пяти или шести дней, вдруг изменила свой характер.

Женщина старалась никому не жаловаться, чтобы не отвлекать от важных дел, да и понимала, что в ее состоянии это неизбежно. Рано или поздно случится то, чего она боялась сильнее всего на свете, и вот, кажется, этот день наступил. Сердце зашлось и замерло.

Нат упорно скреб когтями дверь. Переведя наконец дыхание, Танрэй окликнула пса:

— Иди ко мне!

Он послушался.

— Я ведь была тебе неплохой хозяйкой, да? — прошептала она, запуская пальцы в густую шерсть и перебирая в уме, сколько всего не успела сделать и, если сейчас все оборвется, то уже и не успеет.

Не успела, например, поговорить с Сетеном и сказать, что не хотела, никогда не хотела смерти его жене. Ал был прав: ей не стоило лезть во все это. Теперь-то Танрэй поняла, что поступила тогда столь странным образом только из-за потрясения. Ужас перед содеянным Ормоной застил ей глаза и разум. Она рисковала жизнью Коорэ, она даже забыла о нем в приливе гнева. А теперь, одной ногой там, где теряют смысл все земные дрязги, Танрэй вдруг поняла, что не вмешайся в их ссору волк и мужчины, они с женой Сетена, может быть, просто оттаскали бы друг друга за волосы, с упоением и совершенно по-бабски, а потом поговорили — и на том бы все кончилось. Где-то глубоко в душе Танрэй испытывала к Ормоне удивительную для их отношений симпатию. Может быть, благодаря этому она все время прощала той дерзкие выходки, нападки, издевки и никогда не держала на нее зла? В последнее время ей стало казаться, что она теперь все лучше понимает Ормону с этим ее исступленным желанием держать под контролем все, что могла и даже что не могла. Ей снились глаза жены Тессетена, когда та увидела ее в лечебнице после страшной ночи Теснауто, что навсегда искалечила экономиста. В них, в этих глазах, была боль умирающего от раны зверя, отчаяние странника посреди пустыни, недоумение голодного ребенка, у которого отобрали последнюю пищу. Тогда Танрэй не поняла ее, но, кажется, нынче всё изменилось.

«Да неужели? Ты — и поняла меня? Не смеши, лучше докажи, чего ты стоишь, сестренка! Чего стоишь ты сама, без нянек и прислуги!»

— Я не хочу всего этого, — шепнула Танрэй волку. — Мне страшно!

«Всем страшно», — задумчиво проговорил второй хранитель — тот, что внутри зверя, — но волк на свою беду рожден был немым.

Да, всем страшно — и ей, и тем, кто ушел сейчас умирать на городские стены, и Нату, который заперт и не сможет им помочь. У каждого свои обязанности в этой жизни. И страшно — всем.

— Мама! Вы здесь?

Госпожа Юони с недовольным видом вышла из своей комнатушки, и лицо ее при виде дочери вытянулось.

— Что? — шепнула она, расширяя глаза. — Началось?

— Д-да! — простонала Танрэй, сгибаясь от боли и охватывая обеими руками твердый, будто камень, живот. — Помогите мне, мама! Говорите, что мне делать, я ведь ничего не знаю!

— А я разве знаю?! — перепугалась мать. — Я же не акушер!

Она суетилась, а Нат тихонько присел у двери в ожидании. Вскоре его надежды оправдались: покинув стонущую дочь, госпожа Юони бросилась за подмогой, позабыв о том, что даже ассистенты кулаптров сейчас на стенах и в городе нет никого, кто что-либо смыслил бы в целительстве. Нат просочился вместе с нею на улицу и был таков.

— Мама! Останьтесь со мной! — кричала Танрэй, извиваясь на постели и кусая губы. — Я боюсь оставаться одна!

Земля заплясала, и по горам вдали прокатилось гулкое эхо обвалов, порожденных небывалой даже в этих краях тряской. Госпожа Юони так и не вернулась на зов дочери.

Войско Саткрона ломилось сквозь джунгли. Пехоту составляли в основном воинственные дикари и младшие гвардейцы. Остальные пользовались техникой или ездовыми животными. В ожидании приказов снизу над ними, словно два коршуна, кружили орэмашины.

Внезапно впереди раздались взрывы. За изломанными стволами деревьев показался дым, а потом и огонь: горела бронетехника авангарда, опрокинувшаяся в замаскированные ямы. Значит, горожане догадались о намерениях Саткрона, и сюрприза не получилось! Он зло выругался и зашвырнул недопитую бутылку в кусты. Будто в ответ на проклятья земля закачалась, захрапели гайны и затрубили напуганные слоны, стараясь удержаться на ногах.

Чуть не протрезвев, Саткрон приложил к глазам трубу и восхищенно вскричал:

— Ты только посмотри, что делается!

С далеких гор, вздрагивавших островерхими макушками, медленно сползали шапки снега. Виэлоро исходил лавинами, и это завораживало так, что на несколько минут Саткрон напрочь забыл о гибели авангарда и только смотрел на величественное зрелище.

Ему казалось, что с их силами будет раз плюнуть справиться с маленькой горсткой гвардейцев-перебежчиков и завладеть несколькими тысячами гражданских жителей, которые не посмеют, да и не смогут оказать сопротивление.

Перебравшись через тех, кто бесславно погиб в ловушках противника, армия покатилась дальше на север. Впереди расстилалась долина, поросшая невысокой травой. Саткрон отправил вперед разведчиков-пехотинцев, которые должны были проверять, нет ли новых подарков от врага, а за ними погнал воинов кхаркхи. Те с улюлюканьем и копьями наперевес безрассудно обогнали разведчиков и ринулись к далеким белым стенам.

— Ну, во всяком случае, там все чисто, — пожал плечами Саткрон и махнул рукой пехотинцам, веля им забрать вправо.

Бронированные машины заняли позиции и выпустили из своих башен длинные орудийные стволы. Даже при точном попадании в эти устройства вражеского снаряда орудия должны были уцелеть, но единственным уязвимым местом был участок между днищем и колесами. Этим-то и воспользовались устроители ловушек, монтируя взрывчатку на дне глубоко вырытых и хорошо замаскированных ям.

Послышались первые приказы командиров артиллерии, а «винты» плавно развернулись в сторону города.