Василий Головачёв - Русская фантастика 2014

— Есть разница. Он и так пострадавший. А ты, нет чтобы пожалеть, еще упрекаешь. Любому обидно будет, — пояснил Артур, раздевая сына.

— Сложно с вами, мужчинами, — Луиза пожала плечами, вернулась на кухню.

Артур проследил, чтобы мальчик зашел в свою комнату, и двинулся за женой.

Та возилась у кухонной плиты. Пахло одуряюще — жареная печень была ее коронным блюдом. Артур втянул ноздрями аромат, остановился в дверях:

— Прости. Устал сегодня, переживаю, вот и сорвалось, сама понимаешь…

— Я не обиделась.

Прямая спина Луизы говорила об обратном.

— Ты же знаешь, мы не имеем права давить на него. Никаких понуждений, никаких оценочных суждений.

Спина не дрогнула:

— Хочешь сказать, я люблю его меньше, чем ты?

Артур разозлился:

— Нет, просто мы по-разному понимаем, что такое любовь.

Еще не закончив фразу, он уже понял, что перегнул, и попытался перевести разговор на другую тему:

— Сегодня у одного мальчишки газету купил, а она оказалась двухнедельной давности. Паршивец…

Оскорбленная Луиза сдержанно пожала плечами:

— А что такого, пускай работает…

— Да под видом продажи он милостыню просил! Разве это работа?

— Приносит деньги, значит, работа. Самостоятельный опять же… — Она достала из шкафчика стопку тарелок, пошла к обеденному столу. — Эдик! Иди кушать!

— Не «иди кушать», а «будешь кушать»? — поправил жену Артур. — Неужели сложно запомнить?

Луиза грохнула о стол тарелку, взорвалась сама:

— О-ох, как ты меня уже достал! Скорее бы завтра! Чтобы все закончилось…

После ужина Луиза осталась на кухне — гремела тарелками в мойке. Эдик что-то черкал красным карандашом в альбоме.

Сам Артур присел на диван в зале и напряженно следил за сыном. Осознав в какой-то момент, что его колено непроизвольно танцует самбу, решил успокоиться — вытащил из кармана пиджака «Гражданин Р». Всю верхнюю половину первой страницы занимала речь премьера о важности гражданской позиции каждого жителя страны. В подвале «кирпичом» торчал огромный репортаж из местного Центра развития личности с дурацким названием «От Урала до Церала». Только такого чтения ему сейчас не хватало! Он поморщился и развернул газету, чтобы не видеть ненавистного названия.

Его внимание привлекла большая таблица на второй странице: рейтинг стран мира по уровню терпимости в обществе. Артур поискал Россию, оказавшуюся примерно в середине списка. Растем, подумал мужчина, разглядывая данные на соседей — Китай, Польшу, Израиль и Турцию. Затем опустил взгляд в низ страницы. В зоне так называемой «нулевой толерантности» привычно чернела Северная Корея…

Хрумс! Газетный лист вдруг треснул посредине и за-змеился разрывом — сквозь него показалось довольное лицо Эдика, державшего в вытянутой руке карандаш:

— Папа, рисовать! Давай!

Артур скривился — с такими нервами, как у него сейчас, не до «рисовать». Но детские психологи советовали: в беседе с ребенком нельзя ничего запрещать, лучше перевести разговор на другую тему. Обычно помогало. Иногда Артур пытался задействовать этот принцип и в общении с женой, но здесь срабатывало гораздо реже.

— Эдуард, скажи, сколько тебе лет?

Мальчик вытянул вперед ладошку с растопыренными пальцами и, напряженно глядя на них, с некоторым сомнением произнес:

— Три.

Артур одобрительно кивнул:

— Молодец. А ты в курсе, что завтра у тебя день рождения?

— Куда?

— Не куда, а когда… Завтра… День рождения — это такой праздник.

— Новый год? — обрадовался мальчик. Пока в его памяти отложился только один праздник. — Снег будет?

— Нет, не Новый год. Но тоже праздник, — объяснил отец. — А снег зимой будет.

— Праздник! — радостно повторил за отцом Эдик. — Подарок будет? Елка? Мал Мороз?

— Дед Мороз, — поправил его Артур. — Он будет зимой. И подарки обязательно будут.

— Ура! Ура! Спасибо, папа! — осчастливленный мальчик вприпрыжку бросился в свою комнату, и вскоре оттуда раздался пронзительный шепот — Эдик делился радостной вестью с любимыми игрушками…

Артур вновь открыл газету, но чтения не получалось — мысли, занятые сыном, не давали сосредоточиться. Резкий звонок в дверь буквально сбросил мужчину на пол.

— Кого это принесло на ночь глядя? — удивился он и пошел открывать.

На пороге стоял мужчина лет пятидесяти — худощавый, седой, с короткой щеточкой усов. И в сером плаще.

По плащу Артур и узнал его.

— Мы ожидали вас только завтра, господин инспектор, — обреченно заметил он.

Мужчина пожал плечами:

— Инновация в работе… Так эффективнее, как установили. Снижается риск возможных последствий. И так далее… Поймите правильно.

— Каких еще последствий? — сухо отозвался Артур. Он не предложил гостю ни войти, ни сесть, и тот так и торчал в дверях. — Кто установил?

— Поймите правильно, — снова повторил инспектор. — Это ради вашей пользы. Нужно предупредить — чтобы чего не натворили за ночь. По нашей статистике, самый опасный период… Сами понимаете, тех, кто пробует бежать, ждет наказание.

Артур досадливо дернул плечом.

— А что, есть такие?

— К сожалению, случаются подобные антиобщественные поступки, — сокрушенно отозвался инспектор. Артур невольно обратил внимание — гость оперировал только неопределенной формой глаголов.

— И куда бегут? — Артур старательно изобразил незаинтересованный взгляд.

Инспектор улыбнулся одними губами.

— Сами понимаете, информация закрытая. Но вам скажу… За границу бегут, в сельскую местность. Просто в бомжи… Глупые люди… Таких отлавливают с вероятностью в девяносто восемь процентов.

Ага, значит, двум процентам все же удается скрыться, подумал Артур. Но инспектор словно подсмотрел его мысли:

— Остальные просто гибнут. Во время задержания… Разрешите, я сяду.

Артур молча развел руками — кто вам может запретить? Инспектор опустился на табуретку и теперь смотрел на хозяина квартиры как бы снизу вверх. Впрочем, увереннее Артур себя не почувствовал. Он переступил с ноги на ногу.

— Инспектор, послушайте. Вы ведь правозащитник и…

Мужчина перебил его, замахав руками:

— Ну что вы, что вы. Нет, конечно. Я сотрудник Офиса по защите прав личности.

— Я так и говорю. Ваш офис ведь раньше назывался аппаратом уполномоченного по правам ребенка?

— Нет-нет-нет, это совсем другая организация… — открестился инспектор. — Хотя некоторые люди оттуда действительно работают у нас. Но это говорит лишь об универсальности механизма защиты прав в целом. Вне зависимости от того, чьи права мы защищаем… — Инспектор явно не впервые отвечал на подобные вопросы — чувствовалась сноровка. — И вообще, не пытайтесь подловить или переубедить меня. Моя личная позиция, если бы она даже отступала от общей, никакого значения не имеет. Я — только часть системы. Оставьте глупые мысли, что если из нее вынуть винтик, то она развалится. У нас не та система.