Василий Головачев - Настоящая фантастика – 2015 (сборник)

Воронин замолчал. Как объяснить этому страшному человеку, во что превратилась страна? Как много расплодилось паразитов в коридорах власти. Как безнаказанно, как вольготно они себя чувствуют. А были времена, когда коридоры часто заканчивались стенкой. И кроме крыс в них встречались и люди.

Нахлынули воспоминания… Вспомнилось, как надрывалась, заходилась в крике рация на столе в штабной палатке: «Я – Калибр 10! Я – Калибр 10! Нас тут мочат… с трёх сторон, головы не поднять, не поднять… Ну вы думайте, мы все, на, погибнем! Это не просто так бубнёж, на! Надо: конкретная и быстрая помощь, на!»

Вспомнился серый человечек в штатском, похожий на крысу. Группа Воронина, шестеро «волкодавов», вокруг буржуйки, ведь за матерчатой стенкой палатки – новогодняя ночь, мороз. В глазах – немой вопрос: «Когда, командир?! Наши там погибают, а мы сидим здесь!» И Воронин не может ничего им сказать – серенький человечек с нечеловеческими полномочиями запретил группе выход. Тогда у него появились первые седые волосы. А ведь ему не было и тридцати… Вспомнилась комната в общаге, которую он с огромным трудом выбил для себя и молодой жены. Туалет на этаже – один на пятьдесят душ, тараканы размером с палец…

– Вы не сможете занять этот пост, товарищ Воронин. Вы ещё не выросли из коротких штанишек.

Воронин усмехнулся:

– Незаменимых у нас нет.

Хозяин долго смотрел ему в глаза. Провёл ладонью по усам, кивнул и отвернулся, погрузившись в свои мысли. В комнате стало тепло. Воронин задремал. Опять привиделся мальчишка. Он строго посмотрел на него, рассмеялся: «Дядя, у тебя форма неправильная». Детская рука коснулась пиджака, и Воронин с удивлением обнаружил, что одет в старую военную форму, как в кино. Тронул звезду в кармане и вспомнил – и форму, и ведомство – даже звание. А мальчишка покатывался со смеху, глядя, как ощупывает себя взрослый дядя. А потом нахмурился и сказал: «Иди! Торопись, иначе наши не придут!»

Голос хозяина вырвал Воронина из объятий сна.

– Покажите, товарищ Воронин.

Воронин достал талисман, протянул хозяину. Тот не взял, только склонился, почти касаясь звезды. Талисман налился светом, по краям заплясали искорки. Вдруг стало очень тихо – шум жерновов за стеной как отрезало. Мельница замерла, точно прислушиваясь к происходящему.

– Кто вам это дал? – В тоне хозяина впервые прозвучало удивление. – Это же…

– Да есть один… литературный персонаж.

Хозяин иронически изогнул бровь. Воронин, криво улыбаясь, сказал:

– Представьте, как страшно быть персонажем книги, которую никто не читает? Раньше мечтали походить на главного героя. А теперь он никому не нужен – со своими идеями, принципами. Со своей военной тайной…

Хозяин отвёл взгляд и задумчиво посмотрел в огонь.

– Скажите честно, без утайки, товарищ Воронин: разве за таких людей стоило умирать?

Воронин пожал плечами. Они долго молчали, наконец хозяин поднял голову и сказал:

– Мы пойдем другим путем. Нам пора, скоро рассвет…

Воронин одернул гимнастёрку, провел пальцем вдоль ремня. Надел фуражку – два пальца от бровей. Они вышли на двор сквозь строй замерших в ожидании развязки работников. Воронин взглянул в сумеречное небо:

– Разве здесь бывает рассвет?

Хозяин достал коробку папирос. Протянул Воронину. Тот отказался:

– Не курю. Это вредно для здоровья…

Он достал горящую багровым светом звезду, которую ему вручил выдуманный мальчишка на нарисованной дороге, идущей через нарисованные поля. Положил в протянутую ладонь. Повернулся к замершим, точно изваяния, работникам и лениво сказал:

– Что встали, воронье? Солнце ещё… солнца не будет! За работу!

Раздался скрежет. Завертелось мельничное колесо, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. Чёрная Мельница оживала. Работники кинулись в пристройку, потащили мешки, неутомимые, как муравьи. Воронин удовлетворённо кивнул: жизнь – колесо, а колесо всегда возвращается в исходную точку.

Солнце висело низко, оно только-только взошло и ещё не набрало огненной мощи. Луч скользнул по крепостным стенам из красного кирпича. Осветил разноцветные купола собора, погладил башню с часами. И, точно приветствуя светило, башня отозвалась перезвоном. Ударили куранты. Бомм! Бомм! Разнеслось над площадью, отразилось от зиккурата и пронеслось над могилами у крепостной стены. На третьем этаже увенчанного зелёным куполом здания сидящий в кресле человек открыл глаза. Обвёл взглядом кабинет, увидел на стене портрет, усмехнулся. Рука похлопала пустой карман.

Человек нажал на кнопку.

– Да, господин президент, – отозвался селектор голосом референта.

– Товарищ, скажите, чтобы принесли трубку и папиросы…

Андрей Звонков

Один взгляд назад

Доктор сцепил руки в замок и, положив их на столешницу, покрутил большими пальцами. Лет ему около сорока, высокий лоб, наступающий на остатки некогда черной шевелюры, густые черные, почти «брежневские» брови, узкие прямоугольные очки в оправе под золото, а ля пенсне Лаврентия Берии, крупный, с легкой горбинкой нос и пухлые «вкусные» губы в обрамлении аккуратных усов и бородки. Типичный такой психиатр. За бликующими голубыми огоньками стеклами очков я не мог видеть его глаз.

– Ну, что я могу сказать вам, любезнейший. – Он еще покрутил большими пальцами. – Сны ваши яркие, граничащие с галлюцинозом, но, как вы говорите, вы не отрываетесь от реальности?

Я кивнул.

– Нет, я все отлично понимаю, что ничего подобного со мной не происходило. Есть только ощущение дежавю, будто что-то было, а я не помню, когда и где. И очень уж реально… особенно запахи… Первый раз я проснулся от сильнейшего запаха портянок, меня чуть не вырвало. А вчера запах перестоявшей дрожжевой закваски. Это не так мерзостно, как портянки, но удовольствия мало.

– А что еще вы помните?

Я прикрыл глаза.

– Вагон, теплушка, в углу печка-буржуйка, на полу вагона гниющая трава.

– Прелое сено?

– Да, верно, сено.

– Вы один в вагоне?

– Кажется, нет.

– Что еще помните?

– Очень сильно хочется есть. До спазмов и тошноты. – Я вспомнил это ощущение. – Да, голод и запах кислятины.

– Что вы сделали? – Доктор спрашивал спокойно, не форсируя интерес, но и не безразлично. Все интонации отработаны профессионализмом.

– Проснулся и пошел к холодильнику.

– Покушали?

– Нет, пока шел, голод исчез, какое-то время сохранялся запах прелого хлеба и соломы, но потом и они исчезли.

– Это все?

– Да.

– Ну, я не думаю, что вам стоит так волноваться. Вы, наверное, сильно устали за прошедший день?