Андрей Бочаров - Настоящая фантастика – 2012 (сборник)

– Обратитесь к врачу.

– Обращался. Даже пробовал лечиться от этого. В общем, так, Арчибальд. Вы забираете мою ненависть, делайте с ней что хотите. Я в ответ отказываюсь от попытки сквитаться с этой сволочью Эрнстом. Устроит?

Я улыбаюсь. Ничего более нелепого я не слыхал. С минуту мы молчим.

– Неужели вы думаете, что ваша угроза хоть что-нибудь стоит? – прерываю я паузу. – Между вами и братом Эрнстом – пропасть. Вам никогда ее не перешагнуть.

– Вы – глупец, – коротко говорит он. – Недоумок. Пропасть не перешагивают, через нее перелетает пуля. Я – стрелок, снайпер. Любые виды стрельбы, из любого оружия и любого положения. Я не прикончил эту мразь лишь потому, что не хотел угодить в тюрягу за такую сволочь. Однако более терпеть я не намерен, попросту смертельно устал от всего этого. Неважно. Я сказал, вы услышали. Что, не желаете выручить своего дружка?

– Убирайтесь отсюда.

– Что ж, – он встает. – Вот телефон. Надумаете, позвоните. И ради своего же упырька – не мешкайте.

Телефонный звонок раздается под утро. Я не сразу понимаю, что звонят из больницы. А когда наконец понимаю, лихорадочно натягиваю на себя одежду, выскакиваю из дома и мчусь туда.

– Она ничего не помнит, – говорит врач. – Вообще. Болезнь Альцгеймера, последняя стадия. Наступила, видимо, скоропостижно, очень редкий случай, считай, единичный. У нее нашли письмо, адресованное вам. Оно запечатано, но на конверте ваше имя и номер телефона. Письмо вот. Хотите увидеть больную?

– Да. Хочу.

– Пойдемте. Только приготовьтесь, она вас не узнает.

Сестра Маргарита лежит на больничной койке, безразличным взглядом уставившись в потолок.

– Марго, – говорю я. – Марго.

Она не отвечает, я склоняюсь над ней, беру за руку. Единственный близкий мне человек. Или нечеловек. Или все же…

Выхожу из палаты и вскрываю конверт. В нем лист бумаги. Три строки.

«Прощай, Артур. В том, что случилось, ничьей вины нет. Кто-то должен был это сделать для братства. Брат Эрнст выбрал меня. Твоя Рита».

Не помню, как провел следующие несколько суток, они слились в один непрерывный кошмар. На исходе третьего дня я набрал телефонный номер.

– Сергей?

– Да.

– Это брат Арчибальд. Я… Я согласен.

– Что ж. Приезжайте и забирайте, – голос в трубке издает короткий смешок. – Или, может быть, вам привезти?

– Я приеду, диктуйте адрес. Мне нужно будет кое-что еще, в придачу.

– Что же?

– У вас есть пистолет?

Смешок в трубке повторяется.

– Этого добра сколько угодно.

Не раз хоженным путем я иду по ночному городу. Меня провожает собачий брех, псы чуют чужака на расстоянии. Редкие прохожие шарахаются, они тоже чуют, только не знают что. Рука в кармане плаща сжимает шершавую рифленую рукоятку. Я ненавижу. Ненавижу нас всех, включая себя самого. Но в особенности одного из нас, того, к чьему дому сейчас направляюсь. Того, кто искорежил мою жизнь, похитив у меня разум, украв мою сущность, искалечив мою подругу. Того, кто нас использует.

Я останавливаюсь. Марго лишь выполнила свой долг, говорю я себе. Мой разум не похищали, мою жизнь не корежили, это не мою, это его, того военного, снайпера.

Мою, понимаю я в следующий миг. Мою жизнь, мой разум, мою подругу. Я купил чужую ненависть, купил осознанно. Ненависть сменила хозяина, она больше не чужая, она стала моей.

«При выполнении условий сделки вампир не обязан соблюдать нормы этики и общепринятой морали». Негодяй, один из узаконивших это правило, наверняка не думал, что оно обернется против него самого. Между нами всего две ступени. На преодоление которых уходит жизнь. Две ступени – пропасть. Пропасть не перешагивают, через нее перелетает пуля.

У меня есть еще полчаса. Тридцать минут осознанной жизни.

«Я, брат Арчибальд, – аккуратно пишу я на листе бумаги в линейку, – признаюсь в том, что преднамеренно застрелил своего наставника, вампира третьей ступени, именующего себя братом Эрнстом. Убийство совершено в результате сделки, оглашать подробности которой я не намерен».

Сестра Маргарита лежит на той же больничной койке, так же безучастно глядя в потолок. Я подхожу и беру ее за руку.

– Прощай, Рита, – говорю я. – Или, если угодно, здравствуй.

Смотрю ей в глаза. Мне осталось две минуты. Через сто двадцать секунд Альцгеймер перейдет ко мне, и я перестану ее узнавать. И все забуду.

Николай Калиниченко

Лиловые свечи Иирда

– Лиловые свечи Иирда невозможно задуть! – бледное лицо торговца исказила гримаса напускной обиды. – Это лучший товар в Безнадеге!

– А как насчет залить: вода… кровь? – Клиент был облачен в долгополый серый плащ. Из-под капюшона едва выглядывал глянцевый край церемониальной маски.

– Ни залить, ни засыпать. Свеча прогорает до конца, как… – тут черные глаза торговца впились в покупателя, – как душа.

– Что вы такое говорите?! Хотите меня оскорбить?

– Не кипятись. Ты же тот самый. На костях толчен, на крови мешен. Под капюшоном такое не спрячешь.

– И что с того? – покупатель воинственно шагнул вперед.

– Да ничего. Я продаю – ты покупаешь, – торговец почесал обезображенный язвами лоб.

– Тогда назовите цену, и покончим с этим!

– Цена слишком высока. У тебя столько нет.

– Время потрачено впустую! – покупатель собрался уходить.

– Погоди! – торговец выполз из-за прилавка, с трудом ворочая тяжелым хвостом. Он приблизился к собеседнику, стараясь заглянуть под капюшон, и вдруг захрипел и заклекотал, обнажая в припадке злобного смеха короткие острые зубы.

– Ты хочешь сбежать! Бездна и клешни! Сбежать отсюда?! – смех уродца достиг закопченных фасадов зданий и возвратился обратно многократным каркающим эхом.

– Да, хочу! Мне не по душе быть главным блюдом на пиру чудовищ.

– На пир явятся все Большие со Стола и с Равнины. Тебе не дадут уйти. Разве что улететь. Но как? Все, что здесь есть, до последней песчинки принадлежит Деду. Он жаден – не отдаст ничего. Тем более тебя. Малым не дано покинуть Безнадегу.

– Не все, – тихо ответил покупатель, – у меня есть то, что не принадлежит Деду. Потому и будет пир. И придут Большие, чтобы есть и пить меня.

– Неужели? – торговец прищурился, разглядывая клиента. Затем стремительно расстегнул пуговицы старенького пальто – показалась впалая грудь, покрытая черной сетью татуировок. Под левым соском виднелась ржавая заглушка. Тонкие пальцы торговца принялись откручивать болты. Когти противно скребли по металлу. Вскоре дверца открылась. Торговец сунул руку в свою грудную клетку и медленно извлек оттуда нечто черное, пузырящееся, бесформенное. Он поднял сочащийся сгусток перед собой, почти прикоснувшись к плащу собеседника. Мгновение ничего не происходило, но затем двое увидели, как из черной жижи медленно пробивается зеленый ус ростка. Вот по краям расправились трубочки-листья, а тонкий стебель набух изумрудным шаром бутона.