Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

— Я ведь говорил, владыка, нельзя настолько доверять ведьмам, — смиренно вспоминал Соуле, опустив голову перед растерянным правителем. — Нельзя было одним стражником ограничиваться. Они его отравой какой-то опоили, а когда он дух испустил, так и сбежали. Сколько волка ни корми, он все в лес глядит. А если бы я не почуял неладное и не отправил туда с досмотром? Что бы Миче один в их хибаре делал?

— Так и не нашли их?

— Как сквозь землю канули, владыка. Теперь если найдут, несдобровать им: больно уж они солдат обозлили, их товарища погубив. Могут и не довезти живыми…

— Жаль… И что им не сиделось, почему бежать вздумали? Я их честно наградить хотел, в замке поселить, чтобы под рукой всегда были, если еще чего понадобится…

— Значит, это знак Единственного и Превеликого. Не хотел он гневаться на тебя за кощунство, грех это смертный — ведьм приваживать, они ведь мраком своим все вокруг поганят.

— Какой же грех, если они светлое чудо сотворили, чаду жизнь спасли?

— Не обманывайся, владыка, не очаровывайся, поддаваясь искушению мракову. Так они и промышляют: на одно доброе дело десяток мерзейших, за каждое из которых после смерти ждут пытки немилосердные, да не тело страдать будет, а душа, не ведающая смерти, а потому подверженная бессрочному наказанию длиною в вечностью Сбежали — значит, такова их планида, а солдат тот в добрые края попадет и счастлив там будет, пострадал без вины. А тебе, владыка, сейчас следовало бы увезти сына из города. Тайные гонцы скверные вести несут: близко уже совсем бесчисленное войско Тимаратау-хога… Да, а заметил ли ты, что ведьмы те тоже из хогова племени были?

Правитель погладил короткую и острую черную бородку:

— Из хогова-то из хогова, да и ты ведь из тех. Нет разве? Или и тебе теперь доверять нельзя, если о племенах раздумывать?

— Я-то ведь родился здесь, владыка, — сурово и слегка обиженно вымолвил Соуле, мрачнея еще больше. — А эти, почитай, перед самым его походом пожаловали. Как бы не они и есть шпионки Тимаратау злонамеренные! Он хитер, зверь в человеческом обличии, его шпионом любой быть может — хоть девица, хоть малец безусый, на кого и подумать не можно. Сам видишь, как совпало все.

— Ох, прав ты, наверное, Соуле! Пусть соберут нас с Миче в дальний путь. Увезу его в глушь, к родичам, а сам сразу же и вернусь, к началу осады, глядишь, поспею. Ежели случится она, та осада…

— Недоверчив ты стал…

— В чудеса я поверил, Соуле. В хороший знак!

— Что ж, тогда и не спеши. Найдется, чем армию вдохновить.

— Ну, что там она?

Соуле кивнул на тяжелую перекошенную дверь.

— Питаться отказалась, господин, — пожаловался стражник, чересчур уж слезно, чтобы тайный определитель поверил его сытому огорчению.

— Да что ты? А может, и бьет она там сама себя?

— Вы же сами велели, чтобы ни пальцем…

— Велел, велел.

Соуле отодвинул его и вошел.

Обняв колени, Танрэй сидела на соломенном тюфяке в углу низкой камеры. От непривычно яркого света его тусклой лампадки она прищурилась. Тайный молча подошел почти вплотную и знаком повелел встать.

— Что с сестрами? — спросила она, поднимаясь.

— Здесь я спрашиваю…

— Ты молчал, вельможный.

— …и я же первым начинаю разговор!

— Уже, как видишь, не первым.

Дерзкая! Но что хороша — того не отнять. Остерегаться таких красавиц следует, равно как и уродливых. Что та, что та крайность от мраковых затей исходит. А у сестрицы ее, тоже лицом удавшейся, еще и печать на лице имеется — пятнышко на щеке, маленькое, но выпуклое, верный признак.

— Сестры твои сознаются сейчас в ваших темных делах, противных Превеликому. И ты расскажешь, а потом я подумаю, как помочь твоей заблудшей душе.

Танрэй отвернулась и опять села, полностью равнодушная теперь ко всему.

— Мальчика-то хоть отдали отцу или и его сгубишь, чтобы нас виноватыми выставить?

Он поразился. Здесь были владения страха. Попадая сюда, даже здоровые бугаи-воины, заподозренные в ворожбе, блажили и каялись. А ведьма говорила на равных и, кажется, давно разгадала его замысел. Соуле впервые в своей жизни ощутил тень уважения к женщине.

— Ты из племени хогов, так? — не ответив ей на вопрос о Миче, вымолвил тайный.

— Да ведь и ты не из здешних, вельможный господин! — почти точь-в-точь повторила она слова владыки, как подслушала.

Соуле наотмашь, безо всяких чувств ударил ее по лицу. Ведьму отбросило на тюфяк, а из прокушенной изнутри щеки полилась кровь, стекая с краев губ.

— Не чувствую я никакой боли, не старайся, — осклабив красные зубы, прохрипела она, сплюнула и поднялась. — Я ведь ведьма, а наше сословие к пыткам равнодушно, али не знаешь, хог?

Он ударил еще раз, уже кулаком в скулу.

— Изувечишь — говорить не смогу, хог. Да тебе, видать, и не надо.

— Надо. Поверь, я найду массу способов изувечить тебя так, чтобы все тело твое было сплошной раной, а язык остался цел. Познакомить тебя с колыбелькой? Слыхала о такой? Нет? Ну так слушай: это два листа железных, соединенных «домиком». Посадят тебя на ребро того «домика», а на ноги тяжести примотают. И тогда посмотрим, чувствуешь ты боль или нет. Кто пробовал, говорят, что на любовные утехи мало похоже, не того любовника седлают.

В глазах ее зажглась ненависть, и он улыбнулся: дело движется!

— Есть еще каруселька. Милое дело: руки тебе за спину выкрутят, за них привесят, на ноги, опять же, груз — и давай на колесе катать туда-сюда, да рывками. Детская забава, одним словом! Кто катался — блажили от счастья. Но не будем спешить, мы с малого начнем, да и то если говорить откажешься. Знаешь ли ты хога Тимаратау?

— Вот от тебя услыхала — теперь буду знать…

— Знавала ли ты его прежде?

— Откуда мне его знать, вельможный Соуле? Мы десяток лет в бегах. Как наш поселок разорили степняки, так мы с сестрами и скитаемся по свету, горя никому не приносим. Думаешь, нам без хога Тимаратау не о чем печалиться?

Она, конечно же, не лгала. Каждое ее слово было правдой, и Соуле знал, что скрывать ей нечего. Но эти три чужачки смертями своими должны сослужить великую службу его государству, и они ее сослужат.

— Есть сведения, что вы разбойников на продуктовые обозы наводили, чтобы горожан голодом заморить, а душегубы с вами за то провизией делились. Или не так все было, скажешь?

— Ты бы, вельможный Соуле, хоть позвал кого послушать речи свои заливистые. А то много ли стоит придумка твоя без ротозея-зрителя?

Соуле улыбнулся:

— Зрителей хочешь? Будут тебе зрители. Больше, чем тебе хотелось бы… А сейчас, ведьма, тебе придется принять учение Превеликого и отказаться от службы мраку.