Фрэнк Херберт - Дюна

— Иди за мной, теперь уже скоро.

Они прошли коридор, еще одну дверь-клапан, еще коридор и вошли в помещение, которое предназначалось для отдыха сайадины в дневное время. Каменный пол покрывали ковры и подушки, стены прятались под узорчатыми тканями с изображенным на них красным ястребом. Низкий складной столик у одной из стен был завален бумагами, от которых исходил аромат спайса.

Преподобная мать сидела одна, прямо против входа. Она посмотрела на вошедших отсутствующим, устремленным в себя взглядом, вызывавшим невольную дрожь.

Отейм сложил ладони у груди:

— Я привел Чани, — с этими словами он поклонился и исчез за занавесами.

И Джессика подумала: «Как я скажу об этом Чани?»

— Как чувствует себя мой внук? — спросила Джессика.

«Значит, приветствие будет ритуальным, — подумала Чани, и страхи ее вернулись вновь. — Где Муаддиб? Почему его здесь нет? Почему он меня не встречает?»

— Он здоров и счастлив, матушка, — ответила Чани. — Я оставила его и Алию на попечение Хары.

«Матушка», — подумала Джессика. — Да, она имеет право называть меня так в ритуальном приветствии. Она подарила мне внука».

— Я слышала, что из сьетча Коануа была прислана в подарок материя, — ровным, невыразительным голосом произнесла Джессика.

— Это прекрасная материя.

— Прислала ли мне Алия записку?

— Нет. Но сейчас люди сьетча стали привыкать к ее странностям, и стало легче.

«Почему она тянет? — подумала Чани. — Случилось нечто важное, иначе за мной не прислали бы топтер. А мы никак не можем покончить с ритуалом».

— Часть новой материи мы должны употребить на одежду для маленького Лето, — тон оставался сухим и безжизненным.

— Как пожелаете, матушка, — в тон ей сказала Чани. — Есть ли новости с поля боя? — она изо всех сил старалась сохранять бесстрастное выражение лица, опасаясь, что Джессика может понять истинный смысл вопроса — он был о Муаддибе.

— Новые победы. Раббан осторожно намекает на перемирие. Его посланные лишились воды. В некоторых деревнях синков Раббан даже пошел на снижение налогов. Люди понимают, что он делает это из страха перед нами.

— Все идет так, как предсказал Муаддиб, — сказала Чани. Она прямо посмотрела на Джессику, стараясь подавить свои страхи. «Я произнесла его имя, но она не отозвалась на это. На этом застывшем каменном лице ничего нельзя прочесть… такой я ее еще никогда не видела. Что с моим Узулом?»

— Хотелось бы мне оказаться сейчас на юге, — сказала Джессика. — Оазисы были так прекрасны, когда мы их покидали. Не так уж далек тот день, когда вся земля станет цветущей.

— Земля прекрасна, это правда, но на ней много скорби.

— Скорбь — гордость победы, — ответила Джессика.

«Не подготавливает ли она меня к скорби?» — спросила себя Чани.

— Так много женщин, оставшихся без мужчин. Мне завидовали, когда узнали, что меня вызывают на север.

— Это я тебя вызвала, — ответила Джессика на ее непрямой вопрос. Чани чувствовала, как сильно забилось в ее груди сердце. Страшась того, что она могла услышать, она едва не зажала уши руками. И все же голос ее прозвучал ровно, когда она заметила:

— Послание подписано Муаддибом.

— Я сама подписала его так в присутствии лейтенанта. Это было необходимой уверткой, — призналась Джессика. А про себя подумала: «Она стойкая женщина. Она умеет держаться даже тогда, когда страх наполняет ее до краев. Да, она может быть той, кто нам нужен».

Лишь слабый намек на покорность мелькнул в словах Чани, когда она проговорила:

— Теперь вы можете сказать то, что должны сказать.

— Ты мне была нужна здесь для того, чтобы помочь оживить Пола, — с усилием проговорила Джессика и подумала: «Я сказала именно то, что нужно. Теперь она знает, что Пол жив и что ему грозит опасность — и все это выражено в одном слове».

Чани помедлила лишь одно мгновение, приходя в себя.

— Что именно я должна сделать? — Ей хотелось броситься к Джессике, трясти ее за плечи и кричать: «Отведи меня к нему!» Но она молча ждала ответа.

— Я подозреваю, что Харконненам удалось спрятать среди нас агента, чтобы отравить Пола. Это единственное правдоподобное объяснение. В высшей степени необычный яд: я самым тщательным образом исследовала его кровь, но не обнаружила его.

— Яд?! Пол страдает! Я пойду… — Чани шагнула вперед.

— Он без сознания, — сказала Джессика. — Его жизненные процессы настолько вялы, что могут быть обнаружены лишь самым чутким прибором. Мне страшно даже подумать о том, что могло бы произойти, если бы я не нашла его лежащим в углу пещеры.

— Вы вызвали меня сюда не только из вежливости, — сказала Чани. — У вас были другие соображения. Я слишком хорошо вас знаю, Преподобная мать. Скажите же, что я могу сделать такого, чего не можете вы?

«Она храбрая, милая и такая… восприимчивая, — подумала Джессика. — Из нее получилась бы прекрасная Бене Гессерит».

— Может быть, тебе будет трудно в это поверить, но я сама толком не знаю, зачем посылала за тобой. Просто был такой импульс, неожиданная мысль: «Пошли за Чани!»

И тут Чани впервые заметила печаль на лице Джессики, неприкрытую боль в ее глазах. Руки безвольно лежали вдоль застывшего в неподвижности тела, укрытого плащом. Кожа на лице казалась восковой и безжизненной.

— Я сделала все, что было в моих силах, — добавила Джессика. — Это «все»… оно настолько шире всего, что подразумевается обычно под этим словом, что тебе трудно это представить. И все же… я потерпела неудачу.

— Этот старый друг… Хэллек, он не может быть предателем?

— Только не Гурни! — ответила Джессика.

Эти два слова заключали в себе очень многое, и Чани увидела за ними поиски, сомнения, воспоминания о старых ошибках… Чани выпрямилась и поправила платье цвета пустыни.

— Отведите меня к нему!

Джессика встала и сквозь занавеси на левой стене вышла из комнаты.

Чани последовала за ней и оказалась в помещении, которое служило кладовой. Пол лежал у дальней стены на походных подушках. Единственный глоуглоб над его головой освещал его лицо.

Чани подавила желание броситься вперед, рухнуть на колени возле него. Вместо этого она обратилась мыслями к сыну, маленькому Лето. В это мгновение она поняла, что и Джессика однажды пережила подобное: когда смерть угрожала ее мужу, она переключилась на мысли о своем юном сыне. Осознав это, Чани ощутила тесную связь между собой и старшей женщиной. Она протянула руку и вложила ее в руку Джессики. Ответное пожатие было до боли крепким.