Журнал «Если» - Журнал «Если» 1993 № 03

— Этот коридор ведет прямо в твой век?

— Нет. Он берет начало в 4000 году до Рождества Христова и заканчивается в 2000 году вашей эры. Через временное пространство планеты проходит множество коридоров различной протяженности. Некоторые «ворота» в разных туннелях совпадают по времени так, чтобы, переходя из одного коридора в другой, путешественник мог попасть в любой необходимый ему год. Например, чтобы оказаться в эпохе, предшествующей 4000 году до Рождества Христова, мы могли бы воспользоваться туннелями, известными мне в Англии или Китае. Они обслуживают этот год. А если необходимо пройти дальше, нам придется искать другие туннели.

— Когда же их… изобрели?

— За двести лет до того, как я родилась. Борьба между Хранителями и Реформистами уже началась, поэтому туннели вскоре вышли из-под контроля ученых.

В ночной темноте послышался вой волка. Крупный зверь зашевелился в кустах, ломая ветки.

— Видишь ли, — продолжала Сторм, — мы не можем допустить, чтобы началась тотальная война. Это стоило бы нам Земли, как когда-то стоило Марса.

— Так вы не знаете, что вас ждет в будущем? — поинтересовался Локридж, чувствуя, как сердце замерло в ожидании ответа.

Сторм мотнула головой:

— Нет. Когда-то давно мы решили отправиться в эпоху, которая придет на смену нашей. Но экспедиция встретила стражей, и они преградили путь. Какое оружие они применили, неясно, но все члены разведывательного отряда отказались даже думать о том, чтобы повторить попытку: при одной мысли об этом они впадали в кому.

За одной тайной скрывается новая, за ней — еще одна, понял Локридж. Ладно, с него достаточно сегодняшних забот, решил он и сказал:

— Ну хорошо, я, судя по всему, внесен в список сражающихся на вашей стороне. Может, ты мне скажешь, какая цель борьбы? Кто твои враги? — Он помедлил. — И кто ты?

— Позволь мне носить то имя, которое я выбрала в вашем веке. Мне оно кажется удачным[2]. — Она помолчала и внезапно добавила: — Не думаю, что ты сможешь понять суть нашего противостояния. Между тобой и нами слишком много истории. Скажи, мог бы человек из прошлого понять те отличия Востока от Запада, которые сегодня разделили ваше общество на два мира?

— Думаю, нет, — признался Локридж. — На самом деле, и в наше время эту разницу осознают немногие.

— В обоих случаях, — подхватила Сторм, — налицо одни и те же разногласия. Потому что за всю историю человечества люди не могли сойтись в решении одного-единственного вопроса, который они часто извращали или вовсе не замечали. Суть спора нередко подменялась иными, малозначительными противоречиями, но даже в этом случае можно было увидеть вражду между двумя философиями. Я имею в виду — между двумя способами жизни и мышления. Способами существования. Вопрос от века всегда один и тот же: какова природа человека?

Локридж молчал. Сторм, не мигая, смотрела на Малькольма через костер.

— Жизнь, едва появившись, начинает защищать себя от догм, которые сама же и породила, — наконец сказала Сторм. — Планирование душит естественное развитие, контроль — свободу, беззастенчивый рационализм — эмоциональный порыв, машина — живую плоть. Если индивида и его судьбу можно запрограммировать, организовать, заставить поклоняться иллюзии совершенства — то не значит ли это, что один человек должен любой ценой навязать эту иллюзию своему собрату?.. Во все времена — одно и то же, один и тот же спор, бесконечный и жестокий. Он — в законах Дракона и Диоклетиана, в страстных идеях Конфуция, Торквемады, Кальвина, Локка, Вольтера, Наполеона, Маркса, Ленина, Че Гевары. Список можно продолжить.

Конечно, все не так просто и очевидно — не каждый из проповедников нового порядка был тираном; с другой стороны, многие, не признающие ни Бога, ни черта, как, например, Ницше, были деспотичны. Для меня ваше индустриальное общество — даже в странах, гордящихся тем, что называют демократией, — неприемлемо и ужасно.

Ибо я вижу конечный результат: тиранию не человека, так закона, не закона, так толпы, не толпы, так жестоких традиций. Вы, говорящие о демократии, больше всего на свете боитесь свободы — не для себя, для своего ближнего. Вам комфортнее общаться с машинами, чем друг с другом.

Сторм погрузилась в молчание. Она задумчиво ласкала взглядом деревья, которые, казалось, тянулись к ней:

— Я часто думаю, что пагубные перемены начались в этом тысячелетии, когда земные боги и их Мать были низвергнуты теми, кто поклонялся богам небесным… — Она встряхнула головой, словно желая избавиться от тяжелых мыслей, и спокойно продолжила: — Итак, Малькольм, запомни, что Хранители — защитники жизни, жизни во всей ее целостности и во всех ее проявлениях, в ее многогранности и ее трагичности. А Реформисты стремятся переделать мир — и, скорее всего, по образу и подобию машины. Конечно, я упрощаю. Возможно, когда-нибудь я сумею объясните лучше… Но скажи: на какой стороне ты?

Локридж любовался Сторм — она сидела в позе молодой дикой кошки.

— Ты ведь уже изучила меня, — ответил он.

— Как я боялась ошибиться, — прошептала она.

Не успел Локридж открыть рот, как Сторм уже улыбалась:

— Тебя ожидают несколько весьма интересных месяцев.

— О Господи, любой антрополог заложил бы душу дьяволу, только бы оказаться здесь! Я и сам не могу поверить, что мне так повезло.

— Впереди много опасностей, — предупредила она.

— Опиши мне ситуацию. Какие у нас задачи?

— Это трудно понять, но ты сумеешь, — сказала Сторм. — Главное: борьба между Хранителями и Реформистами идет не в пространстве, а во времени. Мне известно, что один из опорных пунктов Реформистов расположен в периоде царствования Харальда Синезубого. Религия асов имела одного Отца Неба, а введение христианства, сохраняя эту традицию, привело к появлению абсолютной монархии и в конце концов к государству рационалистического типа. Именно из этого времени и были люди, которых мы встретили.

— Что? Подожди! Ты хочешь сказать, что человек способен изменить прошлое?

— Да, хотя это невероятно трудно — история обладает громадной инерцией. К тому же мы сами, путешественники во времени, вплетены в ткань событий и никогда не знаем наверняка, то ли мы действительно меняем историю, то ли наши действия были, так сказать, запрограммированы ею.

— Итак, — продолжала Сторм, — в моем времени Реформисты владеют западным полушарием, а Хранители — восточным. Я возглавляла экспедицию в двадцатый век, в Америку. Но мы не сумели создать серьезный опорный пункт, потому что ваше время — эпоха Реформистов. Ты даже не представляешь, сколько их действует в вашем периоде. Но он нужен и нам, потому что только в вашем веке впервые появляется возможность достаточно просто и незаметно приобрести необходимое оборудование — транзисторы, полупроводники, лазеры. Под видом поисковых работ мы соорудили подземные установки, изготовили активатор и проложили новый туннель. Мы планировали воспользоваться туннелем и внезапно атаковать противника в нашем собственном времени, в центре владений Реформистов. Но в тот момент, когда мы завершили работы, на нас напал Бранн. Враги были сильнее… Ума не приложу, кто нас выдал. Кроме меня, никто не уцелел… Больше года я плутала по Соединенным Штатам в поисках пути домой. Я понимала, что каждый туннель тщательно охраняют. Возможности Реформистов в периоде Ранней Индустриальной Цивилизации велики. Мне не встретился ни один Хранитель.