Бен Бова - Орион и завоеватель (Орион - 4)

Эта колоссальная комната не могла быть частью дворца Филиппа. Должно быть не заметив того, я проник в другой мир, в другую вселенную.

"Вот это колдовство! - решил я. - Простодушным воинам Филиппа даже не представить такого".

- Иди ко мне, Орион. - Низкий и мелодичный голос Олимпиады доносился словно из неведомой дали, и, хотя я стоял вдалеке от трона, мне показалось, что она находится рядом.

Я шел к ней словно в трансе, и путь этот казался мне бесконечным. Я не слышал ничего, лишь стук собственных сандалий по мраморному полу. И я следил за змеями, а они не отрывали от меня мерцающих глаз.

Наконец я оказался возле подножия трона. Медно-красное платье Олимпиады, гармонировавшее с цветом ее волос, оставляло нагим плечи и руки. В разрезе юбки виднелись длинные гладкие ноги. Драгоценности украшали ее грудь и пальцы. Царица взглянула на меня и улыбнулась, жестокая и прекрасная.

- Ты боишься меня, Орион?

- Нет, - отвечал я, хотя один из питонов уже оплетал пятнистым буро-зеленым телом мои ноги, поднимаясь по мне словно по дереву. Я застыл, не в силах шагнуть, не в силах бежать, не в силах даже шевельнуть рукой или пальцами. И все же я не ощущал страха. Я был действительно околдован.

Олимпиада откинулась на спинку трона, гибкая кобра скользнула по ее нагому плечу и спустилась на грудь.

- Ты любишь меня, Орион?

- Нет, - сказал я. - Я люблю... Афину.

Улыбка ее сделалась холодной.

- Смертный не может любить богиню. Тебе нужна женщина из плоти и крови, ты любишь меня.

- Не хочу обидеть, но...

- И ты будешь любить меня! - отрезала она. - И никого другого.

Я обнаружил, что теперь больше не могу говорить. Питон сдавил мне грудь. Голова его оказалась прямо перед моим лицом и прикоснулась к щеке. В желтых щелях его глаз я не увидел ни следа мысли, змей повиновался приказам извне, подобно мне самому.

- Теперь ты будешь любить меня, - повторила Олимпиада. - И выполнишь мой приказ. Не только здесь и сейчас, но и всегда и везде я буду повелевать тобой.

Казалось, тело уже не принадлежало мне, оно сделалось машиной, которой управлял кто-то другой. Я мог еще думать, мог ощущать тяжесть и мощь могучих колец питона, уколы его языка. Еще я мог слышать слова Олимпиады... И увидел, как вспыхнули желтым огнем глаза царицы, когда она наклонилась вперед. Но я не мог повернуться, зная, что, если она пожелает, сердце мое остановится.

Кобра проползла по коленям Олимпиады и спустилась, обвив ножку трона. Броский металлический браслет на руке царицы оказался небольшой змейкой, теперь она скользнула вниз и застыла.

А потом Олимпиада встала, взяла обеими руками коралловую змейку и сделала три шага вперед.

- Ты будешь любить меня, - повторила она, - и делать то, что я прикажу тебе.

Царица приложила змейку к моему горлу. Тонкие клыки пронзили мою кожу, и огненный поток боли со скоростью электрического удара пробежал по моим венам. Я понял, почему Олимпиада сначала заставила питона обвить меня кольцами. Без него я просто бы рухнул на холодный мраморный пол.

Но я так и не потерял сознания, боль ослабла, оставив мое тело закоченевшим и совершенно бесчувственным. И когда Олимпиада повелела мне следовать за ней, я обнаружил, что питон соскользнул вниз и я могу идти. Царица привела меня в спальню, которая, казалось, висела в пустоте. Ступни мои ощущали нечто твердое, но, когда я взглянул вниз, там не было ничего, лишь крошечные огоньки мерцали в облаках холодного тумана - розовые, голубые, золотые, золотисто-зеленые.

Мы опустились на постель, столь же мягкую и упругую, как воды спокойного моря, звезды отовсюду взирали на нас. Олимпиада сбросила одежду, открывая великолепное тело, нежная кожа ее молоком светилась во мраке, вырисовывая силуэт прекрасной богини.

- Нравится ли тебе все это, Орион? - спросила она, опускаясь возле меня на колени.

Я не в силах был ответить иначе.

- Да.

Она сняла с меня одежду, укоризненно качнув головой при виде кинжала на моей ноге.

- Это подарок самого Одиссея, - пояснил я. - Из Трои.

Не говоря ни слова, она сняла кинжал и бросила его во тьму, окружавшую нашу постель.

- Теперь ты мой, Орион, - пробормотала она.

И мы любили друг друга... Неторопливое начало лишь разожгло пыл. И всякий раз в момент высшей страсти она кричала:

- Ты мой! Ты мой!

И постоянно спрашивала:

- Ну, кого любишь теперь, Орион?

Я не мог ответить. Власть ее над моим телом не позволяла мне произнести имя Афины. Потом страсть вновь пробуждалась, и тела наши сплетались, даря и получая наслаждение.

- А так она ласкала тебя? - спрашивала Олимпиада. - А это заставляла тебя делать?

Не знаю, сколько времени прошло, но наконец мы легли рядом под бесконечным океаном звезд, тяжело вздыхая, как загнанные животные.

- А теперь назови имя той женщины, которую ты любишь, Орион! приказала она.

- Тебе оно не понравится, - отвечал я.

Я ожидал вспышки гнева, но Олимпиада расхохоталась:

- Она завладела тобой сильнее, чем я ожидала.

- Но мы любим друг друга.

- Это был только сон, Орион... Всего лишь твой сон. Забудь о ней, смирись с реальностью.

- Она любит меня... Афина... Аня.

Долго молчала она во тьме, а потом сказала:

- Богиня может принять человеческий облик и заниматься любовью со смертным. Но это не любовь, Орион.

- Кто я? - вырвалось у меня, когда власть ее надо мной чуть ослабела. Почему я здесь оказался?

- Кто ты? Ну что ж, Орион, ты не представляешь собой ничего особенного. Ты человек... творение... тварь... игрушка богов. - И смех ее сделался жестоким.

Я закрыл глаза, стараясь понять, каким путем можно избежать объятий этой злой женщины. Именно она и была богиней Герой, которую я видел во сне. Или же все-таки передо мной всего-навсего ведьма Олимпиада, околдовавшая меня силой своего темного волшебства? Неужели мои воспоминания об Афине и других богах и богинях оставлены всего лишь яркими снами, порождены желанием узнать свое происхождение и еще стремлением к любви... к той, которая любит меня. Что же такое магия Олимпиады: простое чародейство или же сверхъестественные возможности истинной богини? Так я и уснул, пытаясь постичь глубины тайны.

Когда я открыл глаза, утренний свет уже лег на занавеси. В растерзанной постели возле меня спала нагая женщина. Благодаря румянам, размазавшимся по ее лицу, я понял, что вижу одну из гетер, прошлой ночью завершивших пиршество у Филиппа. Я осторожно поднялся, не желая ее будить. Белый утренний свет превратил ее в немолодую и усталую женщину, какой она и была на самом деле.

Встав, я бесшумно собрал свою одежду, аккуратно уложенную на кресло, стоявшее в уголке комнаты. Даже кинжал оказался на месте. Я оделся и, отогнув плотную ткань, прикрывавшую вход, наткнулся прямо на Павсания.