Джек Вэнс - Эмфирио

Ознакомительный фрагмент

Когда прыгун выходил, Амианте обернулся к двери и проводил его ничего не выражающим взглядом.

Со временем, однако, Гилу пришлось считаться с правилами системы соцобеспечения. Когда ему исполнилось десять лет, его зачислили в гильдию резчиков по дереву. Сам он предпочел бы гильдию мореходов, но туда принимали только сыновей потомственных членов корпорации.

По такому случаю Амианте нарядился в церемониальный костюм, приличествующий на собраниях гильдии: узкий в плечах коричневый фрак с развевающимися фалдами, черной тесьмой окантовки швов и резными пуговицами, галифе с двойным вертикальным пунктиром белых простежек по обеим сторонам и рыжеватую фетровую шляпу сложной конструкции, с козырьком, черными кисточками и медалями гильдии. Гил впервые надел брюки (раньше он ходил в сером детском комбинезоне), темно-бордовую куртку и щегольской берет из лощеной кожи. Отец и сын вместе пришли в собрание гильдии.

Процесс инициации, включавший дюжину обрядов, традиционные вопросы и ответы, зачитывание перечня обязанностей и принятие присяги, занял много времени. Гил уплатил взнос за первый год и получил первую медаль, причем цеховой мастер, в заключение торжественной церемонии, собственноручно закрепил ее у него на берете.

Покинув президиум гильдии, Гил и Амианте направились на восток по бывшему купеческому кварталу, Меркантиликуму, к районному управлению Собеса Восточного посада. Здесь им предстояли дальнейшие формальности. Гил прошел медицинское обследование с регистрацией индивидуальных характеристик, у него на правом плече вытатуировали номер получателя пособий. С этих пор, с точки зрения агентства, он считался несовершеннолетним иждивенцем и мог самостоятельно пользоваться консультациями Эльфреда Кобола. Гила спросили об успехах в храмовой школе; он вынужден был признать полное отсутствие таковых. Квалифицирующий инспектор и районный писарь некоторое время взирали на Гила и Амианте, недоуменно подняв брови, но в конце концов пожали плечами. Писарь занес в анкету заключение: «В настоящее время квалификации не имеет; статус родителя сомнителен».

Инспектор обратился к Гилу сдержанно и неторопливо: «Для того, чтобы принимать всестороннее участие в общественной жизни, необходимо прилежно посещать занятия в Храме, в связи с чем я зачисляю тебя в общее подразделение послушников, не имеющих особых льгот и привилегий. Четыре часа в неделю ты должен вносить добровольный духовный вклад при Храме, в том числе различные обложения и благочестивые дары. Так как ты в некоторой степени — по сути дела существенно — недоразвит, тебе следует посещать специализированный класс внушения... Ты что-то сказал?»

«Я спросил, необходимо ли вообще посещение Храма, — запинаясь, пробормотал Гил. — Мне просто хотелось бы знать...»

«Обучение в Храме не относится к числу обязательных видов общественной деятельности, — прервал его инспектор. — Тем не менее, оно настоятельно рекомендуется — в той мере, в какой любой другой духовный инструктаж представляется нелегальным. Таким образом, тебе надлежит явиться в храмовое управление по воспитанию молодежи завтра в десять часов утра».

Амианте тоже назначили персонального консультанта, и Гилу волей-неволей пришлось отправиться в центральный храм Финуки, что в районе Като. Служитель выдал ему бледно-красный плащ с поясными подвязками для упрощения прыжков, учебник с иллюстрациями и разъяснениями великого плана Финуки и схемы простейших выкрутасов, после чего отвел его в орнаментарий для групповых занятий.

Гил не блистал успехами в храмовой школе — его далеко опережали не только сверстники, но и дети гораздо младшего возраста, с легкостью исполнявшие изощренные выкрутасы, перепархивая длинными прыжками от одной эмблемы к другой, пританцовывая и кружась в пируэтах, прикасаясь вытянутыми носками к священным символам, презрительно перелетая через черные и зеленые штрафные клетки «провинностей», молниеносно пробегая по крайним рядам и бдительно не наступая на красные «дьявольские метки».

Дома Амианте, снова ощутивший внезапный прилив энергии, учил Гила читать и писать по табелю третьего ранга. Кроме того, по настоянию отца Гил посещал занятия по математике при школе гильдии.

Теперь Гил был постоянно занят. Старые добрые дни безделья и бродяжничества вспоминались, как смутный сон. На следующий день рождения Амианте вручил ему отборный щит арзака — чтобы Гил вырезал ширму по своему рисунку.

Гил выбрал один из подготовленных эскизов — симпатичную композицию, изображавшую мальчишек, карабкающихся на фруктовые деревья — и приспособил его к естественному узору дерева.

Амианте одобрил набросок: «Подойдет — причудливо и весело. Нет ничего лучше веселой поделки. Радость быстротечна; неудовлетворенность и скука — наши вечные спутники. Люди, любующиеся панелями, имеют право ожидать, что они скрасят им существование в той мере, в какой это возможно, даже если такое облегчение — не более, чем абстракция».

Цинизм отца вызвал у Гила инстинктивный протест: «Радость — не абстракция! Почему люди довольствуются иллюзиями, если действительность полна настоящих переживаний? Не лучше ли действовать, чем предаваться мечтам?»

Амианте, разумеется, пожал плечами: «Прекрасные мечты доступны в изобилии, а осмысленные поступки редки. Предпочтения людей могут объясняться этим простым обстоятельством».

«Но поступки реальны! Любое действие важнее тысячи иллюзий!»

Амианте мрачно улыбнулся: «Что, если действия иллюзорнее, чем мечты? Кто знает? Фортинон — древняя страна. Миллиарды рождались здесь и умирали, пропадая, как бледные силуэты рыб в глубинах океана времени. Вот они поднимаются к озаренному солнцем мелководью, сверкая чешуей на несколько мгновений — и вот они уже тонут в вечных сумерках».

Гил нахмурился, подойдя вплотную к янтарным просветам двери, позволявшим видеть искаженную выпуклым стеклом картину Ондл-сквера: «Я не рыба. Ты не рыба. Мы живем не в океане. Ты — это ты, а я — это я, и мы живем в нашем доме». Он бросил инструменты на верстак и вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Прогулявшись на север по Вейжу, он по старой привычке взобрался на холмы Данкума. Там, к своей досаде, он обнаружил двух маленьких мальчиков и девочку лет семи или восьми, сидевших в траве и бросавших камешки с обрывистого берега. Их болтовня казалась невыносимо шумной в месте, где Гил провел столько времени в размышлениях. На возмущенный взгляд незнакомого подмастерья дети ответили растерянным недоумением. Гил отправился на север по длинному гребню, полого спускавшемуся к грязевым отмелям Додрехтена. По пути он вспомнил Флориэля — они давно не виделись. Флориэля зачислили в гильдию литейщиков. Когда они встретились в последний раз, Флориэль щеголял в черной кожаной тюбетейке, едва державшейся на копне кудрей, производившей странное впечатление для подростка его возраста. Флориэль держался несколько отчужденно. Гил решил, что его приятель, несмотря на безрассудные мальчишеские проекты, образумился и решил приобрести профессию.