Владимир Голубев - 1894

Поднявшись пешком на перевал Уайт, отряд двинулся вдоль канадско-американской границы по Береговым Горам и достиг перевала, ведущего к Чилкутской тропе. Шел пятый день похода, Прокоп Лукич забрал у Ершова рюкзак, и привязал его к нартам.

— Мы чуток уже подъели отсюда крупы. Надо притаранить твой мешок, чтобы эта упряжка не стала чересчур ходкая, — смущенно пояснил он Ершову.

К концу пути все «старики» шли налегке, впереди отряда, рядом с проводниками. Трое братьев из русских староверов, пятое поколение проживающих на Юконе, нанялись за копейки, им было по дороге. Проводники держались в стороне, вели себя солидно, хотя были ровесниками парням из России.

На седьмой день, в конце Чилкутской тропы, Ершов сократил свою утреннюю зарядку до четверти часа, настолько его выматывала дорога. Раньше, он не мог себе даже представить, что окажется самым хилым и немощным в компании более двухсот мужчин.

Когда путешественники спустились к озеру Марш, Юкон еще не вскрылся. Прокоп Лукич собрался идти вместе с проводниками в русское село покупать лодки. Братья-староверы обещали ему свою помощь, да еще посоветовали нанять кормщиков, без которых невозможно пройти порог Белая Лошадь.

— Мильный Каньон вы, быть может, и пройдете, новичкам везет. Но Белая Лошадь разобьет все ваши лодки, — заявил, обычно немногословный, старший из братьев.

— А если перетащить лодки волоком по берегу? — спросил Прокоп Лукич.

— Вы потеряете пять дней.

— Сколько стоит работа кормщика? — спросил Ершов.

— Восемь долларов, — помявшись, ответил проводник.

— Я бы согласился. Прокоп Лукич, сговоришься за пять с носа? — сказал своё мнение Николай.

— Не хочешь, Николай Николаевич, со мной прогуляться в село?

— Согласен. Вдвоем легче будет. Может, охотников или плотников удастся нанять в помощь на Клондайке. Рыбы вяленой купить не мешало бы, дальше нас река сама понесет, груза можно много взять.

Перед поселком Уайтхорс, пока еще обычным индейским поселением, лодки с трудом прошли через Мильный Каньон. Опытные кормщики держались левого берега. Река, стиснутая скалистыми стенами до тридцати метров шириной, несла лодки с чудовищной скоростью. Вода бурлила, вся река была покрыта водоворотами, волны вставали, словно стены.

Все происходило с невероятной быстротой. Ершову казалось, что окрестные скалы мчатся мимо, а лодка стоит на месте. Затем лодка затряслась на зубцах упругих волн, но она была слишком велика, чтобы на них взобраться и пронзала волны носом насквозь. Кормщик стоял не на корме, а на носу. Внешне спокойный, как сфинкс, он легко работал своим большим гребком. Создавалось впечатление, что кормщик и весло — одно целое. Всякий раз, когда он делал исполинский гребок веслом, река подставляла ему себя, и даже, накрывая кормщика волной, она играла с ним, а не грозила смыть его за борт. Ершову показалось, что кормщик разговаривает с рекой, тихо и нежно. Внезапно кормщик встревожено закричал, повернув голову направо. Ершов посмотрел вслед. Предыдущую лодку оторвало от края реки и выносило на стрежень, поворачивая поперек течения. Это означало, что она попадет в водоворот, тот, что находился на середине Мильного Каньона. У кормщика с той лодки сломался гребок. Он схватил обычное весло у соседа по лодке и заработал им с сумасшедшей скоростью. Повинуясь его командам, заработали веслами остальные, по правому борту табаня, по левому гребя. Кормщик на лодке Ершова что-то гневно пропел, как подумалось Николаю, по-индейски. Соседняя лодка вырвалась на участок спокойной воды, гребцы остановились, суша весла, и лодка выровнялась, вновь послушно повинуясь кормщику.

На полпути Мильного Каньона стены чудесным образом раздвинулись, образуя гигантский кратер. Река, ворвавшись в него, закручивалась огромным водоворотом. Лодка, на которой плыл Ершов, ювелирно точно пронеслась вдоль левого берега, Николай даже не ощутил силы водоворота. Кормщик перекрестился, за ним возблагодарили бога все, кто был в лодке.

Чуть выше порога Уайтхорс (Белой Лошади) кормщик причалил к берегу. Тут же стояли три первые лодки, никто не решался миновать порог.

— Вода слишком высокая. Спускать лодку с помощью каната рискованно. Нужно тащить волоком, — сообщил кормщик. Он не спрашивал у Ершова разрешения, он всё уже решил.

— Выходит, мы заплатим вам по пять долларов только за проход Мильного Каньона?! Да? Я потеряю пять дней, перетаскивая вниз, за порог грузы и лодки!

— Справимся за пару дней. Мы вам поможем. Нам это дело знакомо. Лодки потащим с помощью еловых жердей, — ни на копейку не смущаясь, пробасил кормщик.

Лодку спустили вниз, и, в ожидании отстающих, Ершов поднялся немного назад, посмотреть на Гриву — самый опасный участок стремнин. Пенистые волны белого цвета возникали от того, что скалистый порог, перегораживающий реку, бросал огромную массу воды то на правый берег, то на левый, и это было куда опаснее, чем водоворот каньона.

До устья ручья Бонанза на притоке Юкона, пока еще безвестного, Клондайка путь составил семьсот километров. Ничего опасного, кроме препятствия «Пять пальцев», ниже озера Ле-Барж, не возникало. После озера скорость течения реки возросла до восьми километров в час, и последние четыреста километров путешественники проплыли меньше чем за четыре дня..

Пока отряд обустраивался на месте, Ершов демонстрировал Прокопу Лукичу «мастер-класс», выдавая свои скудные знания, почерпнутые во время посещения музея золотодобычи, за свой богатый опыт. Прокоп Лукич прихватил с собой для грязной работы Петьку.

— Нам всё равно где начинать, золото здесь есть повсюду. Правильно было бы организовать промышленную добычу. Но на это уйдет год, и голодные американцы набегут сюда толпами, загадят всё, затаскают нас по судам, собьются в банды. Поэтому нам нужно снять «сливки», намыть пару тонн «легкого» золота, и удрать отсюда в начале зимы, как только Юкон встанет, покрытый льдом, — излагал Ершов в десятый раз свой грандиозный замысел.

Прокоп Лукич молча кивал головой, а наивный Петька даже поддакивал.

Неширокий ручей разлился тихой заводью. Выше по течению каньон углублялся в скалы.

— Хорошее, удобное место, — заявил Николай.

— Ручеек уж очень узок. Ты же сам говорил, что вода размывает породу, оставляя на дне золотой песок. Что может размыть эта жалкая струйка воды? Летом, наверняка, ручей пересохнет и пропадет, — возразил Прокоп Лукич.

— Вернемся назад. Тот ручей грохотал. Там водопад и скалы, — поддержал Петька.