Колин Уилсон - Паразиты разума

Как раз тогда, когда уже казалось, что из-за своих шумных акций Анти-кадафское Общество стало терять своё влияние, всей шумихе придали новый импульс публикации о Станиславе Перзинском и Мирзе Дине[66]. Факты о них вкратце таковы. Перзинский был поляком, Мирза Дин — персом, оба умерли, будучи в состоянии безумия, в первом десятилетии двадцатого века. О Перзинском сохранилось больше сведений: он приобрел некоторую известность благодаря биографии своего деда — русского поэта Надсона[67], также он редактировал мистические рассказы графа Потоцкого[68]. В 1898 году он издал любопытную книгу, в которой предупреждал человечество, что оно может быть захвачено расой чудовищ из другого мира, строившими под землей огромные города. Годом позже он был помещён в психиатрическую лечебницу. В его бумагах нашли странные наброски, которые вполне подошли бы в качестве иллюстраций к рассказам Лавкрафта о Кадафе: чудовищная по своим размерам архитектура наклонных плоскостей и гигантских угловатых башен. Все они были опубликованы Анти-кадафским Обществом. Случай же с Мирзой Дином был более сомнительным. Он также был автором мало публиковавшихся апокалиптических откровений, и также последние пять лет своей жизни провёл в психиатрической больнице, откуда слал письма членам правительства Персии, в которых предупреждал о расе чудовищ, организовавших заговор с целью захвата Земли. Мирза Дин разместил своих монстров где-то в джунглях центральной Африки и описывал их как гигантских слизняков. Их огромные города были построены из их же собственных выделений, которые, затвердев, превращались в подобие камня.

Большинство безумных писем Мирзы Дина было уничтожено, но те немногие, что сохранились, демонстрировали весьма примечательное сходство с содержанием писем Перзинского, также его слизняки напоминали конусы Лавкрафта. Поэтому заявление, что все трое описывали одни и те же видения Великих Старейших и их городов, звучало весьма правдоподобно.

После вмешательства правительства и пуска в строй первого тоннеля активность Анти-кадафского Общества постепенно убавилась, но за восемнадцать месяцев они нам всё-таки здорово насолили. Сам Долглейш Фуллер был убит при странных обстоятельствах одной из своих приверженок[69].

Первый тоннель был завершён ровно через год после нашего открытия Блока Абхота. Прокладку тоннеля взяло на себя итальянское правительство, оно использовало того же самого гигантского "крота", что и при строительстве тоннеля между Сциллой и Мессиной (на Сицилии) и позже между Отранто и Лингеттой в Албании[70]. Само рытьё заняло всего лишь несколько дней, но главной проблемой было предотвращение обвала его глубинной части. Блок был такой же впечатляющий, как мы и ожидали: шестьдесят футов в высоту, тридцать в ширину и девяносто в длину, вырезанный из твёрдого вулканического базальта. Уже не оставалось никаких сомнений, что мы столкнулись с расой гигантов или магов, хотя ранее, из-за слишком маленького размера базальтовых фигурок, я сильно сомневался, что они были гигантами. (Только десять лет спустя драматические открытия Мерсера в Танзании выявили, что эти огромные города были населены как гигантами, так и людьми, и эти гиганты почти наверняка были рабами человеческих существ[71].)

Проблема точного определения возраста блоков всё ещё оставалась нерешённой. Согласно Лавкрафту, Великие Старейшие существовали сто пятьдесят миллионов лет назад[72], и эта версия получила всеобщее признание, хотя, конечно, была слишком невероятной. Позднее нейтронный датировщик Райха показал, что возраст развалин составляет менее двух миллионов лет, но даже и это могло оказаться слишком завышенной оценкой. Вопрос датировки в нашем случае был необычайно сложным. Обычно археолог полагается на различные пласты земли, залегающие над его находкой — они представляют собой почти готовый календарь. Но в трёх обнаруженных городах гигантов данные выглядели весьма противоречивыми, и всё, что мы можем сказать наверняка, это что все они были уничтожены потопом, похоронившим их под многими тысячами футов грязи. Слово "потоп" у геолога немедленно ассоциируется с плейстоценом — около миллиона лет назад. Однако в отложениях Квинсленда[73] были найдены следы грызуна, который, насколько известно, существовал только в плиоценовый период, что может добавить к возрасту руин ещё пять миллионов лет.

Впрочем, к моей главной истории всё это не имеет отношения. Ещё задолго до завершения первого тоннеля я потерял интерес к раскопкам на Каратепе. Я понял, что это было на самом деле — отвлекающий внимание манёвр Паразитов разума.

Вот как я сделал это открытие.

К концу июля 1997 я пришёл в состояние полного изнеможения. Даже с гигантским тентом диаметром пять миль, уменьшавшим температуру до шестидесяти[74] в тени, жара Каратепе была невыносима. Из-за мусора, сваливавшегося на нас приверженцами Фуллера, место раскопок воняло как гнилое болото, а различные дезинфицирующие средства, которыми поливали этот мусор, делали вонь ещё более нестерпимой. Ветры были сухие и пыльные. Половину дня мы проводили в кондиционируемых времянках, развалясь в креслах и попивая ледяной шербет с лепестками розы. Тогда же у меня начались ужасные головные боли. Два дня, проведённые Шотландии, несколько улучшили моё состояние, и я вернулся было назад к работе, но уже через неделю слёг с лихорадкой. Я достаточно натерпелся от докучливых журналистов и придурков из Анти-кадафского Общества, и поэтому переехал на свою квартиру в Диярбакыре. Там было прохладно и спокойно, и у охранников Евразийской Урановой Компании (ЕУК), на чьей территории располагалась квартира, разговор с незваными гостями был короткий. Я обнаружил там поджидающие меня груды писем и несколько больших посылок, но в течение двух дней совершенно игнорировал их, просто лёжа в кровати и слушая пластинки с операми Моцарта. Постепенно лихорадка отпускала меня, и на третий день я уже вполне достаточно вышел из состояния апатии, чтобы взяться за письма.

Среди них было послание от "Стандард Моторс энд Энжиниринг", в котором говорилось, что, в соответствии с моей просьбой, они высылают большинство бумаг Карела Вейсмана ко мне в Диярбакыр. Это объясняло присутствие огромных ящиков. Ещё одно письмо было от издательства Северо-Западного Университета: они интересовались, не хочу ли я вверить им публикацию работ Карела по психологии.

Всё это было утомительно. Я переслал письмо Баумгарту в Лондон и вернулся к своему Моцарту. Но на следующий день меня замучили угрызения совести, и я взялся за оставшуюся почту. Тут же мне попалось письмо от Карла Шейделя — человека, с которым сожительствовал Баумгарт (он был гомосексуалистом) — который сообщал, что у Баумгарта случилось нервное расстройство, и сейчас он находится со своей семьёй в Германии.