Василий Головачев - Рецидив

Ознакомительный фрагмент

— Почему же вы не остались его искать?

— Этим занимаются специально обученные люди, — поспешил прийти на помощь Охлину Скорчак. — Два взвода полиции и отряд ОМОН. Собаки… то есть кинологи с собаками. Найдём.

— Хорошо, закончим на этом, — решил Спицын. — К вам вопросов больше нет. Но есть вопросы к вашим спутникам. Вызовите охранников, этих сержантов, мы поговорим с ними. Вы свободны, генерал.

Охлин побагровел, хотел ответить резкостью, но снова наткнулся на взгляд полковника ФСБ, в котором плавала ироническая усмешка пополам с угрозой, и проглотил отповедь.

— Вспомните что-нибудь существенное, позвоните, — добавил Спицын, подавая Охлину визитку.

Геннадий Фофанович не глядя сунул визитку в карман, выпростался из-за стола.

— А я? — растерялся Еремеев.

— Вы тоже свободны.

Хозяйственники вышли.

— Пустышка, — разочарованно сказал майор Ширянов.

— Вы не дали им систему отсчёта, — качнул головой начальник Управления. — Вот они и не поняли, что от них требуется.

— Существуют системы отсчёта, относительно которых едет любая крыша.

— Какие? — не понял Скорчак.

— Связанные с гостайной, — сказал Спицын задумчиво. — Мы имеем дело именно с такой системой. Все наши беседы — под гриф «секретно»!

— Конечно, я понимаю. Куда вы сейчас?

— Дождёмся охранников этого вашего хозяйственного босса, поговорим с ними, попьём кофейку и отправимся на хутор, в район поисков. Очень меня заинтересовал ваш лесник.

— Транспорт нужен?

— Не откажемся.

— Вертолёт готов к вылету в любую минуту.

— Благодарю, генерал, останемся в долгу. — Спицын встал.

Скорчак поднялся тоже.

— Скажите, полковник, что вы хотите узнать от моих службистов? Ходите всё вокруг да около, никак в толк не возьму. В чём вы их подозреваете?

— В связях с пришельцами, — подмигнул ему Спицын, выходя из кабинета.

Хутор Синдор

7 июля, 13 часов дня

Установилась хорошая погода, и Пахомыч наконец занялся хозяйством: надо было починить застреху под крышей сарайчика, дверцу на колодке, убрать лежалую траву на краю огорода и подставить под ветки яблонь подпорки.

Поиски егеря Степчука и пропавшего пилота затянулись, велись вяло, отчего у Пахомыча сложилось мнение, что никого особенно не волнует, куда девались егерь и лётчик. Сам он Степчуку не сочувствовал, но не потому, что не любил бывшего зэка, он и видел-то его всего три раза, а вследствие сложившейся ситуации. Просто так егерь пропасть не мог, а как он отбился от компании охотников и куда потом девался, можно было только гадать. На ум приходило лишь что-то совсем криминальное, типа — убили в ссоре. Потому как в «простую смерть» — утонул в болоте, к примеру, — Пахомыч не верил.

Когда он уже заканчивал сгребать траву, собираясь её сжечь, в огород прибежала жена:

— Тебе звонят, старый.

— Кто? — разогнулся лесник.

— Максим. — Она протянула мобильный телефон; «Нокиа» была старая, чуть ли не пятилетнего возраста, но работала исправно, хотя вид имела обшарпанный.

— На трубе, — сказал Пахомыч в микрофон.

— Дядя Коля, привет, — послышался голос племянника. — Извини, что беспокою, дело есть на полмиллиона.

— Да я вроде никому такую сумму не одолживал, — пошутил Пахомыч.

— И не надо. Нового ничего?

— Да что у нас может быть нового? Лоси так и не нашлись, медведи тоже. Вот с огородом вожусь, запустил со всеми нашими злоключениями. Егеря до сих пор ищут, военные с ног сбились. Живём помаленьку. Что у тебя слышно?

— Примерно то же самое. Что ж ты мне не сказал про видеокамеру?

— Да странное дело, — Пахомыч опустил грабли, присел на ольховый пень, — запамятовал. Никогда такого со мной не случалось. Обнаружил её, камеру, значит, когда вы уже уехали. А опосля приехал ваш сотрудник, ну и я вспомнил, отдал.

— Кто её у тебя оставил, не вспомнил?

— Нет, — виновато шмыгнул носом старик. — Хоть убей! Она у меня почему-то в погребе лежала.

— Странно.

— Да уж, такая вот беда.

— Ладно, вспомнишь, позвони. Я к тебе скоро приеду, и, скорее всего, не один.

— С Олькой, что ли?

— Может быть.

— Понравилась девка? Красивая, хотя и строгая.

— Уж что есть…

— Буду рад видеть вас обоих, приезжайте.

Разговор закончился. Пахомыч посидел немного, чувствуя, как ноет поясница, глотнул водички из фляги и снова принялся сгребать траву. Однако закончить работу ему не дали. Снова прибежала Евгения Евграфовна:

— К тебе пришли.

— Кто на сей раз? — проворчал Пахомыч.

— Двое городских, ухоженные такие, и этот ваш охотовед, Пупель… Фупель… не выговоришь, ей-богу.

— Пуфельрод?

— Он.

— Чего им надо?

— Так ведь не я им нужна.

— Пошли, что ж делать, не гнать же их.

Гостей и в самом деле было трое: Пуфельрод Борис Аронович, заросший жёсткой седой щетиной, и двое мужчин, одетых в гражданские костюмы из синего вельвета. Евгения Евграфовна не зря назвала их «городскими». Один был русоволосый, с большими залысинами на круглой голове с огромным лбом, с острым взглядом серо-голубых глаз, второй черноволосый, черноглазый и резкий в движениях.

— Здрасьте вам, — сказал Пахомыч, оглядывая компанию, не спеша впускать гостей в дом. — По какой надобности?

— Поговорить надо, — буркнул Пуфельрод, снимая брезентовый плащ; было жарко, однако начальник Синдорского охотхозяйства почему-то оделся по-осеннему.

— Говорите.

— Не будем же мы здесь стоять? Это из Москвы, полковник Спицын и майор Ширянов.

— Полковник? — не поверил старик. — Большой начальник, видать.

— ФСБ.

— Ух ты, чекист? Ладно, проходите в хату, чекистов я уважаю.

Гости переглянулись, в глазах Спицына промелькнула тень улыбки, и это Пахомычу понравилось. Он открыл калитку.

Расположились на веранде, где несколько дней назад чаёвничала команда Максима.

— Сваргань чайку, Графовна, — попросил Пахомыч жену. Расселись за столом.

— Слушаю, гости незваные.

— Как тут у вас, тихо? — поинтересовался Спицын.

— Не воюем, — усмехнулся Пахомыч. — Ты пустопорожние разговоры не заводи, полковник, давай ближе к делу.

— Пахомыч! — недовольно крякнул Пуфельрод.

— Всё правильно, — кивнул Спицын, — я тоже не люблю лишних разговоров, время дорого. О происшествии мы наслышаны, но хотелось бы узнать подробности. Особенно в части находки — видеокамеры. Кто её у вас оставил? Когда? Зачем?

— Не помню, — отрезал старик. — Кто хошь мог зайти, пока меня дома не было, тут людей пришлых — цыганский табор!