Николай Симонов - Солнцеворот

Все вышло так, как он и хотел. Здесь же на базе он высадил принцессу Алевтину, вручив ей перед этим приказ об увольнении с военной службы и письмо к ее отцу Кучум-хану. В этом письме он выражал восхищение патриотическим порывом его дочери, изумлялся проявленному ею в сражении при Гамбите мужеству и желал дорогому дядюшке и его семейству счастья и процветания.

Павлов написал это письмо из самых искренних побуждений, не зная о том, что вскоре оно попадет к Пальмире, которая заподозрит Кучум-хана и его дочь в пособничестве заговорщикам. Кучум-хан будет отравлен, а принцесса Алевтина после надругательства над нею гвардейцев Банзай-хана сойдет с ума и утопится, бросившись с крутого обрыва в Байкальское море.

V

На третий день плаванья "Клементина" взяла курс на север и поздним вечером встала на якорную стоянку в пустынной бухте у острова Кипрос. Окрестность самой бухты, хорошо защищенной скалами, была не заселена, и только на противоположной стороне острова находилось несколько построек из необработанного камня, принадлежавших вымершему племени паризиев. О присутствии людей напоминали мерцающие огоньки на поросшем лесом высоком холме в центре острова. Кто были эти люди: отшельники, разбойники, охотники с побережья, — неизвестно.

Издревле Кипрос считался местом неприветливым и небезопасным. Мореплаватели, высаживаясь на берег, старались далеко вглубь острова не заглядывать. Поговаривали, что древние боги илинойцев установили на Кипросе незримые врата, пройдя через которые, можно попасть в другой мир, заблудиться и не вернуться. Даже Толемей-хан был уверен в том, что рассказы о таинственном исчезновении людей, оказавшихся на Кипросе, не выдумка, а достоверный факт, правда, не имеющий рациональных объяснений.

Ночь прошла без происшествий, и на рассвете Тезей-хан, то есть Павлов, с половиной экипажа высадился на берег. Он приказал развести костры и приготовить в медных котлах мясную похлебку. Пока шло приготовление пищи, он решил прогуляться по берегу таинственного острова в сопровождении Толемей-хана и трех матросов, вооруженных арбалетами.

Хотя на Кипросе Павлов был впервые, ему почему-то казалось, что эти места ему знакомы. Ночью же он увидел странный сон: будто бы бежит он вдоль берега по галечному пляжу, а вслед за ним — толпа ребятишек. Навстречу к нему быстро приближается молодая женщина в развевающемся белом платье. "Мама, мамочка вернулась!" — кричат дети и, опередив его, бросаются ей в объятия. Женщина от счастья плачет, обнимает их, целует, наконец, дело доходит до него. Он замечает, что в глазах женщины сверкают молнии, ощущает сильный удар током и… просыпается.

— Если сейчас на повороте я увижу крупные окатанные глыбы красных гранитов, и на одной из них высеченный крест, значит, я побывал здесь в одной из своих жизней, — подумал Павлов.

Предчувствие его не обмануло. Глыба красно-коричневого гранита с вырезанным на ней крестом никуда не делась, и, вероятно, обозначала место захоронения какого-то близкого ему человека.

— Крест! Древне-языческий символ Солнца, — прокомментировал находку Толемей-хан.

У Павлова на этот счет было другое мнение. Крест — это символ мачты с перекладиной, а деревянный гроб — ладья, на которой покойник отправляется в свое последнее плавание. Он тяжело вздохнул и направился дальше, ожидая увидеть в трех километрах от скопления гранитных глыб часто снившуюся ему в последнее время маленькую бухту и полуразрушенное строение на берегу у самой кромки леса. Бухта была в наличии, но, вот, на месте строения его ожидал невысокий холмик, заросший кустарником.

— Смотрите, кто-то идет на лодке под парусом! — воскликнул один из матросов и показал рукой в сторону моря.

Лодка под парусом мчалась в направлении бухты так стремительно, будто ее парус надувался сильным ветром, хотя на море стоял полный штиль. Хорошо были видны ее острый нос, округлая корма и выпуклые борта. На носу лодки стоял человек и махал им рукой. Приглядевшись, Павлов закрыл глаза и помотал головой из стороны в сторону, как бы стряхивая галлюцинации: "Брр". Ему показалось, что на лодке — он сам в своем прежнем облике. Когда же он снова открыл глаза, лодки уже не было и в помине.

— Растаяла! — с удивлением и разочарованием воскликнул один из матросов.

— Мираж, однако! — прокомментировал Толемей-хан.

— Пора возвращаться, а не то мы здесь еще и не такое увидим, — сказал Павлов, чувствуя, как у него от волнения заколотилось сердце.

После полудня подул легкий бриз от юго-юго-востока. Павлов отдал приказ к отплытию. Галера оказалась на ветре и, к радости гребцов, на мачтах взвились паруса. Они шли курсом на запад мимо Нового залива, образовавшегося три года тому назад в результате серии подземных толчков, вызвавших проседание почвы и затопление морскими водами низины, где пролегало русло реки Ипуть. Очевидцы рассказывали, как огромная масса воды перелилась из Байкала и хлынула на север. Гигантский вал смывал на своем пути леса и перемещая огромные массы горной породы. Ручьи и реки вышли из берегов и залили долины, но даже разлив не ослабил разрушительную силу потока, который пронесся до самого Северного океана.

Миновав Новый залив, "Клементина" взяла курс на Давос — обширный полуостров, по форме напоминающий лист шелковичного дерева. Полуостров разделял Байкал почти на две равные половины: западную и восточную, — и имел важное военно-стратегическое и экономическое значение. Павлов и капитан Крусахан долго ломали головы, каким курсом им плыть, чтобы миновать Давос незаметно, то есть не оказаться на виду у местных рыбаков и экипажей торговых судов.

В те времена обширные пространства на северном побережье Байкала были покрыты густыми лесами, полными всевозможной живности, и весьма скудное оседлое население занималось охотой, рыболовством и овцеводством. Только на полуострове Давос дикие леса были выкорчеваны, и на их месте разбиты фруктовые сады, распаханы поля и построены дороги.

В долине реки Верхняя Ангара развивалось мясомолочное животноводство и коневодство, а в самом устье по обоим ее берегам раскинулся Ротон — второй по численности населения город империи, центр ремесла и торговли. Грозно и неприступно стоял перед врагом его акрополь, окруженный дубовыми стенами в виде четырехугольных деревянных срубов, поставленных один возле другого. Срубы были засыпаны землею и щебнем. Над стенами акрополя возвышался величественный храм Одина-Магнетрона, построенный на месте древнего языческого капища, посвященного иллинойскому богу Аполлону.