Артур Кларк - Рама Явленный

Николь была потрясена словами Орла. «Вот было бы здорово, — подумала она, — если бы человеческие дети рождались, уже зная основы нашей истории и культуры. Скажем, пусть какая-то часть плаценты содержит информацию в сжатой форме. Немыслимо? Отнюдь. Если один вид способен на это, значит и…»

— Какой же объем информации передается от манно-дыни к новорожденным? — поинтересовалась Николь, когда они приблизились к ожидавшему мирмикоту.

— Приблизительно одна тысячная процента всей информации, присутствующей в полностью зрелом образце, подобном тому, в котором находился Ричард. Основной функцией итоговой формы проявления этого вида являются обработка и такое сжатие информации, чтобы ее удобно было разместить в манно-дынях… Но как именно происходит процесс обработки данных, мы еще не вполне понимаем…

— Через несколько минут ты встретишься с сетью, — продолжил Орел. — Случилось так, что некогда она представляла собой маленький кусок материала, в который с помощью блестящего алгоритма была вписана бездна мыслей… Мы прикинули, что в том небольшом цилиндре, который много лет назад Ричард принес в Нью-Йорк, содержалась информация, эквивалентная емкости памяти сотни взрослых людей.

— Удивительно, — Николь покачала головой.

— И это только начало. Каждая из четырех манно-дынь, которые вынес Ричард, также содержала свой набор сжатых данных — с известными различиями. Из них в зоопарке октопауков выросли мирмикоты. Теперь сеть содержит и их воспоминания… Полагаю, что тебя ждет настоящее приключение.

Николь остановила свою коляску.

— Почему ты не сказал об этом раньше? Я бы потратила больше времени на…

— Этого не следовало делать, — ответил Орел. — В первую очередь тебе нужно было обжиться среди своих… Прежде ты не была готова для этой встречи.

— Вы управляете мной, контролируете то, что я вижу и переживаю, — проговорила Николь без возмущения.

— Быть может, — согласился Орел.

Николь приближалась к сети — как это ни удивительно — со страхом. Вместе с Орлом они вступили в комнату, не столь уж отличающуюся от той, в которой обитала Николь со своей семьей. Возле стены сидела пара мирмикотов. Ватная сеть, или паутина, занимавшая процентов пятнадцать объема комнаты, размещалась в правом углу. Посреди плотного белого материала виднелся разрыв, как раз достаточный для Николь и ее коляски. Орел велел Николь закатать рукава и поднять платье до колен.

— Итак, — проговорила она с легким недовольством, — оно рассчитывает, что я въеду в это пространство и дам опутать себя волокнами.

— Да, — отозвался Орел. — Один из мирмикотов сказал сети, чтобы она выпустила тебя по первому требованию… Я буду здесь все время, чтобы ты не тревожилась.

— Как рассказывал мне Ричард, — произнесла Николь, все еще не решаясь войти, — для того чтобы вступить с ней в контакт, ему потребовалось довольно много времени…

— Теперь это не проблема, — ответил Орел. — В образце сохранилась информация о методах общения с человеческим мозгом.

— Ну что ж, — Николь нервно провела рукой по волосам, — поехала. Пожелай мне удачи.

Николь въехала в разрыв посреди ватного переплетения и выключила двигатель коляски. Менее чем через минуту существо окружило ее, так что она не могла даже видеть Орла. Николь попыталась успокоить себя. «Больно не будет», — сказала она себе, ощутив, как первые сотни и тысячи тоненьких волокон погружаются в кожу рук, ног, шеи и головы. Как Николь и предполагала, больше всего нитей оказалось возле головы. Она вспомнила описание Ричарда. «Отдельные волокна чрезвычайно тонки и заострены. Я даже не ощутил, что они погрузились в мое тело, пока не попытался оторвать одно из них».

Николь поглядела на характерный клубок нитей в метре от ее лица. Ганглий медленно полз к ней, остальные элементы в тонкой сети также меняли положение. По спине Николь пробежал холодок. Наконец умственным взором она увидела, что находится внутри живого существа. Тут-то и начались изображения.

Она сразу поняла, что существо-сеть читает ее мысли. Картинки собственной жизни в ошеломляющем темпе возникали в уме Николь, не задерживаясь настолько, чтобы пробудить чувство. В череде их не было порядка… детские блуждания по уютному лесу возле Шилли-Мазарин сменялись хохочущим лицом Марии, выслушивавшей очередное мудреное повествование Макса.

«Идет стадия передачи информации, — подумала Николь, вспомнив отчет Ричарда о времени, проведенном внутри сети. — Существо копирует в себе мою память. Причем с очень высокой скоростью». Она удивилась, тому, зачем сети могут понадобиться ее воспоминания, и неожиданно увидела… самого Ричарда в просторном зале с незавершенными фресками на стенах. Четкость изображения поражала. Николь словно бы оказалась перед цветным телеэкраном, размещенным в недрах ее мозга. В зале около дюжины мирмикотов делали наброски и раскрашивали незаконченные фрески.

И вся эта великолепная работа была затеяна лишь с одной целью: предоставить Ричарду информацию о том, чем он может помочь инопланетянам. Часть фресок занимало пособие по биологии, оно поясняло сущность трех форм этого вида (манно-дынь, мирмикотов и сетей) и взаимоотношений между ними. Картинки были настолько отчетливы, что Николь казалось, будто она стоит вместе с Ричардом. И потому даже испугалась, когда новая последовательность воспоминаний перенесла ее к сцене прощания между Ричардом и его проводником-мирмикотом.

Ричард и мирмикот находились в тоннеле у дна бурого цилиндра. Кадры с любовью подчеркивали каждую деталь их прощания. Бородатому Ричарду явно было не слишком удобно нести оттягивавшие его рюкзак четыре тяжелые манно-дыни, два кожистых птичьих яйца и цилиндр, вырезанный из сети. Но, видя решимость в глазах Ричарда, оставившего обреченное поселение, Николь могла понять, почему этот вид считает его героем. «Рискуя своей жизнью, — напомнила она себе, — он спас их от истребления».

Ум ее наполнили новые картинки. Дело происходило в зоопарке октопауков сразу же после появления на свет мирмикотов, вылупившихся из манно-дынь, которые Ричард доставил из Нью-Йорка. Невзирая на четкость, Николь не следила за ними пристально. Она по-прежнему думала о Ричарде. «После пробуждения я еще не позволяла себе скорбеть о твоем уходе, потому что не хотела обнаруживать слабость. А теперь, вновь так близко увидев твое лицо, вспомнив, сколь многое перенесли мы вместе, я понимаю, как смешны мои попытки не думать о тебе. Когда мы переживаем любимых, в воспоминаниях о прежней любви черпаем мы радость и силу».