Галина Романова - Странствия Властимира (Властимир - 2)

Синдбад и матросы уже ждали рыцаря и девушку в лодке.

В тот самый миг, когда лодка уже пристала к борту корабля, на берегу показались всадники в черном. Они подскакали к самой воде и вскинули луки, но в темноте увидеть цель было трудно - только белели паруса корабля. Дождавшись, пока последний человек поднимется на борт, парусник, как живой, покачнулся на волнах и, подставив паруса ветру, пошел прочь от берега.

В лучах догорающего заката медленно пропадал вдали чужой берег. Всадники на его песке уже не были видны - остались только леса и холмы, за которыми лежали горы и долины. Ветер гнал корабль прочь в открытое море, и тот то и дело приподнимал нос, взбираясь на новую волну.

Славяне и их спутники стояли у борта, провожая глазами землю. Путь был окончен - осталось лишь вернуться назад, а там... Про то мало кто думал.

Оторвав наконец взгляд от горизонта, Буян обернулся на Гаральда и его подругу. Рыцарь одной рукой обнимал за талию девушку не старше двадцати лет. Она пугливо жалась к нему, словно не веря, что это не сон. Выскочила она ночью из терема в одной белой длинной рубахе, ниспадающей до земли, простоволосая, и теперь дрожала от пронизывающего морского ветра. Рыцарь отдал ей свой плащ. Заметив, что на них смотрят, Гаральд чуть развернул девушку к славянам и гордо молвил:

- Вот моя Джиневра!

Девушка оглянулась в их сторону и склонила белокурую головку.

- Ничего не скажешь - хороша,- согласился Буян.- За такую и умереть не жалко!

ГЛАВА 19

Всю дорогу Синдбад ждал неприятностей, но ничего не случилось. На радостях он достал для славян все карты земель к северо-востоку от Персии, так что те могли отправиться в обратный путь посуху. Гаральду и Джиневре наняли отряд в тридцать воинов - он должен был доставить их в Сирию, где те сыщут фрягов или веницейцев, с которыми вернутся домой.

Наступил день прощания. На следующее утро караван наемников выступит на запад, а трое славян пустятся напрямик к берегам Греческого моря, чтобы оттуда, обогнув Сорочинские горы, сразу попасть на родину.

Проснувшись в тот день первым, Буян вышел во двор в суету слуг, собирающих припасы в дорогу. Люди бегали, как потревоженные мураши. Немного приостановил спешку утренний намаз. Слуги и невольники-мусульмане падали на землю, обратившись спиной к восходящему солнцу. Чтобы не мешать им, Буян отошел чуть в сторону, лаская своего коня и шепотом величая его за цвет шерсти "Солнышком".

Сзади раздалось тихое осторожное покашливание. Обернувшись, Буян нос к носу столкнулся с Гаральдом. Рыцарь был смущен и переминался с ноги на ногу. Без доспехов, в рубашке тонкого полотна, он выглядел беззащитным,

- Простите,- смущенно молвил он,- можно вас ненадолго?

Удивленный таким обращением, Буян кивнул:

- Сколько угодно. Гаральд, что с тобой?

Рыцарь потянул гусляра в сторону, уводя его в тень от забора, где их сейчас не мог видеть и слышать никто, кроме славянских лошадей.

Там он, еще раз обернувшись на молящихся истово и серьезно мусульман, вдруг опустился на колени, взял ладонь гусляра и поцеловал.

- Простите меня, святой отец,- сказал он смиренно. Буян был так удивлен, что забыл убрать руку. Он смотрел на коленопреклоненного рыцаря и никак не мог прийти в себя.

- Умоляю вас о прощении,- повторил Гаральд,- и милосердии... И прошу отпустите мне грех...

- Ты чего? - наконец смог вымолвить Буян, порываясь поднять рыцаря с колен.- Толком объясни, что тебе от меня надо, без всего этого!

Поскольку его просил об этом сам Буян, Гаральд повиновался, но глаз не поднимал.

- Святой отец,- сказал он,- исповедуй меня.

- Слушай, ты, случаем, не пьян? Что ты от меня хочешь? Толком говори!

Гаральд весь покрылся красными пятнами, как какой-то мальчишка, но, запинаясь и пряча глаза, все же объяснил, что означает исповедь и тайна исповеди.. Поняв наконец, что от него требуется, Буян не смог удержаться от смеха.

- Нет, с тобой не соскучишься! - еле выговорил он, вытирая слезы ладонью.- То ты одно выкинешь, то другое... Ну скажи на милость, почему это я должен принимать твою исповедь?

Рыцарь был сбит с толку.

- Как - почему? - искренне удивился он.- Если я правильно понял, вы священник... э-э... жрец вашей славянской религии, и я прибегаю к вашей помощи, как к духовному лицу!

Чтобы не ляпнуть чего-нибудь резкого, Буян закусил до боли губу.

- Я - волхв,- поправил он,- почти волхв, а волхвы...- Он поглядел на поникшее лицо Гаральда и сжалился,- волхвы еще ни разу не принимали исповеди - моя религия запрещает раскрывать тайны души.

- Но я прошу только выслушать меня!

- И потом, ты ведь христианин, а я - языческий... жрец, по твоим же словам, я - враг рода человеческого,- осторожно добавил гусляр.

- Но я об этом и хотел поговорить с вами! - пылко воскликнул Гаральд, опять припадая на колено.- Вы должны меня выслушать и понять, что я не могу больше молчать!.. Я прошу у вас всех прощения - и у вас, и у князя, и у этого юноши Мечислава. Простите меня - я ошибался в вас, славянах. Я думал, что вы - язычники, суть слуги сатаны и подлежите уничтожению. И я даже хотел убить вас неоднократно, но ваши и мой боги объединились и отвели мою руку, дабы она не совершила святотатства. На вас благословение Божие, и я сам был этому свидетелем, а посему не могу молчать - отпустите мне мой грех!

- Но я не держу на тебя зла! - попробовал возразить Буян.

- У нас в Англии еще осталось много мест, где люди поклоняются идолам и кладут им требы,- продолжал Гаральд.- Раньше я считал за честь разрушить чье-то капище, но теперь мне стыдно за это - я ничего не знал об этих людях, как я мог судить верно тех, кого не знал! И вас троих - тоже... Вы помните наши споры о Боге и дьяволе? Я думал, что Бог лишь с нами, христианами, а теперь понял, что Он - с теми, кто стоит за правое дело, и не важно при этом, кто этот человек - мусульманин, христианин или язычник. Я клянусь, что теперь буду иным и детей своих воспитаю в почитании и уважении к чужим святыням... Простите меня, если сможете!

Он смотрел в землю и не видел, что Буян снисходительно улыбается.

- Ты просишь у меня прощения за то, чего не совершал,- сказал он,- как я могу простить грех, которого не было?

- Но я согрешил против вас в мыслях, а тот, чьи мысли черны, не может быть верным товарищем, иначе однажды он предаст друга! Вот князь - он сразу распознал черноту в моей душе, сказав, что по голосу я представлялся ему иным. Но я изменился, клянусь!

Буян сжал плечи готового разрыдаться Гаральда.

- Верю я тебе, верю,- твердо сказал он.- И чтобы и ты поверил, что ты чист перед нами...

Оставив рыцаря под стеной гадать, простил ли его язычник или нет, он бросился к своему коню и вскоре вернулся с каким-то мешком. На миг прижав его к себе, будто прощаясь, он затем решительно вручил его Гаральду.