Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Спасти чужого

Будить чокнутую невесту никто не хотел.

Дагни Два Сапога прошипела ругательство и вернулась на свое место рядом с Расмусом. Орвар одобрительно кивнул и принялся грызть появившиеся из воздуха свиные ребрышки. Углежог сделал вид, что отвлекся, и принялся расспрашивать рыжую, что же, собственно, произошло.

Последний же из сидевших у костра обратил на появление Гарусы ровно столько же внимания, сколько и спящая Сив. Широкоплечий мужчина, расположившийся неподалеку от Охотника, сидел, положив руки на гарду вонзенного в снег меча, и не отрываясь смотрел на огонь. То ли думает о чем-то, то ли спит с открытыми глазами, то ли плевать ему на все.

Тем временем нигири накормила ребенка, укачала его — малыш зачмокал и быстро уснул, — положила сверток на шкуру, поднялась и без спросу зачерпнула кружкой отвар из висящего над огнем котелка. Гарусе нужно было подкрепиться, выпить горячего, ей было безразлично, что булькает в котелке, но почувствовав с детства знакомый запах медового свунса — традиционного напитка нигири, — не сумела сдержать довольную улыбку.

«Вовремя!»

— Нравится? — осведомился Орвар, поглаживая всклокоченную, цвета ржавчины бороду.

— Слишком много корицы, — отозвалась женщина.

— Зато и меда я не пожалел.

По телу разлилось приятное тепло, делая тяжелыми и руки, и ноги, и голову. Хотелось сидеть у огня вечно. Никуда не спешить. Ни о чем не думать. Ни за кого не бояться. Тишина и покой. Умиротворение. Сон…

Вечный сон.

Гаруса стряхнула с себя дрему. Отшвырнула кружку, угодив в лоб не ожидавшей такого Дагни — Орвар тонко захихикал, — резко повернулась и положила руку на меховой сверток. Он здесь. Спит. Все в порядке.

Ей есть за кого бояться.

Бразар фыркнул, подтверждая, что тоже бодрствует.

Колдунья вновь повернулась и встретилась взглядом с Большим Брюхом.

«Не расслабляйся, Гаруса, все только начинается!»

«Правильно, — подтвердили маленькие, спрятанные глубоко под тяжелым лбом глаза Орвара. — Все только начинается. Держись, нигири!»

— Спасибо, что позволили отдохнуть, — ровно произнесла женщина. — Но злоупотреблять гостеприимством не в моих правилах.

— Занятное слово: злоупотреблять, — протянул Охотник. — Зло употреблять. Внутрь или снаружи?

— Употреблять во зло, — усмехнулся Орвар, облизывая лоснящиеся салом пальцы.

— Тебе бы только употреблять, — скривилась Дагни.

— Ага, — подтвердил Большое Брюхо. — Лучше быть гурманом, чем убийцей.

— Пожиратель падали.

— Я пожираю, а ты мне ее доставляешь. Кто из нас лучше?

— Ты лопаешь слишком много человечины, — заметил Охотник. — Пропитался гнусной моралью. На самом деле мы должны обсуждать не кто из нас лучше, а кто хуже.

— Скучно.

— Перережь себе вены. Станет веселее.

Они надоели друг другу до чертиков и, судя по всему, способны были препираться бесконечно. Гаруса демонстративно зевнула и поинтересовалась:

— Так я пойду? — И спокойно выдержала взгляды четырех пар глаз.

— Ну что, братья, отпустим гостью? — ухмыльнулся Орвар.

— Давай отпустим, — согласился Расмус, тяжело глядя на нигири. — Пусть идет.

Злоба, полыхнувшая из-под черных бровей, не сулила Гарусе ничего хорошего.

Теперь женщина четко понимала расклад сил: сейчас она на кладбище, во владениях Орвара, который почему-то не склонен причинять ей вред. Или хочет поиздеваться, поглумиться над попавшей в ловушку Отига Гарусой, но, судя по всему, готов предоставить ей шанс. А вот стоит шагнуть за ограду, как рядом появится Расмус, сумасшедший угольщик, большой любитель перетереть добычу в черную пыль. И все знали, что нигири чернобородый ненавидит больше человеков. Потому что…

— Хочешь со мной встретиться, Углежог?

— Позабавиться, — уточнил Расмус.

Его рыжая подружка скорчила гримасу, показывая, что ей забава тоже доставит удовольствие.

— И не боишься? — холодно осведомилась женщина.

— Боюсь? — Чернобородый расхохотался. — Я прихлопну тебя, как муху, татуированная дрянь.

— Можешь прихлопнуть. — Гаруса усмехнулась. — Но станешь ли?

— Ты не первая нигири, из которой я сделаю полмешка угля.

— Но я первая нигири, которая способна пережечь на уголь тебя. — Женщина с вызовом посмотрела на Расмуса. — Ты ведь знаешь, кто я.

Бразар угрожающе фыркнул, напоминая, что драться грязной твари придется не только с хозяйкой.

— Колдунья. — Углежог сплюнул. — Тем лучше. — Сжал кулаки. — К тому же ты слаба и трясешься в лихорадке.

— Это тебя особенно радует, не так ли, Расмус Грязный Трус? Ты ведь не нападаешь на сильных колдунов нигири, которые плевать хотели на Отиг. Обходишь их стороной.

Чернобородый зарычал.

— Смелая, — коротко высказался Охотник.

— Глупая, — презрительно бросила Дагни Два Сапога.

— Отчаянная, — угрюмо произнес Орвар, обгладывая очередную кость. — Она будет драться до последнего. И козел ее — тоже. А когда закончится магия, она станет рвать когтями и зубами. — Рыгнул и закончил: — Я бы на твоем месте поостерегся трогать мою гостью, Расмус.

— Ты издеваешься? — Чернобородый задохнулся от ярости. — Да я ее…

— А ты загляни в будущее, грязнуля, — издевательским тоном предложила Гаруса. — Посмотри, чем закончится наша схватка.

Предсказания не давались ночным тварям. Они знали все, что было раньше, знали все, что было сейчас, но грядущее… Смотреть вперед им не разрешалось.

— Она ворожила! — тревожно воскликнул Углежог.

И кто знает, что увидела? Уж не потому ли колдунья ведет себя столь нагло, что уверена в победе? Что предсказание показало гибель знаменитого Расмуса? Нигири кажется слабой, но кто знает, на что способна татуированная дрянь? Опять же — козел. Таращится из-за спины хозяйки да рогами поводит. А в два витых кинжала наверняка вплетены магические нити…

Размышления Углежога столь явно отразились на его физиономии, что Охотник не выдержал — беззвучно заржал, повалившись на оленью шкуру. Заулыбались псы, вывалив из пастей языки. Хихикнул Орвар, но тут же закашлялся, подавившись очередным куском. Даже мечник, что до сих пор играл в статую, и тот шевельнулся.

Покрасневшая Два Сапога вскочила на ноги:

— Расмус, выдери эту дрянь! Брюхо не посмеет вступиться! В конце концов, сейчас Отиг, мы в своем праве!

— Да, Расмус, будь мужчиной, победи едва живую женщину, — немедленно встрял толстяк. — Убей ее. Тебе ведь нетрудно.

— Я сам решу… — начал было чернобородый.

— Ты будешь решать в угольной яме! — рявкнул Орвар так, что с окружающих кладбище осин посыпался снег. — А сейчас ты у меня в гостях!